Беспечные ездоки, бешеные быки

В самом начале 1979 года среди киношников прошёл ошеломляющий слух — Кэйл заключила контракт с «Парамаунт». Кинокритик взяла в «Нью-Йоркере» 5-месячный отпуск, переехала в Лос-Анджелес и заняла офис в павильоне. Кэйл и Битти было что вспомнить — её рецензия на фильм «Бонни и Клайд» дала толчок карьере обоих, «Шампунь» она обожала и за последующие годы их отношения не испортились. Правда, «Небеса могут подождать» Полин встретила в штыки. В издевательской манере разнесла картину, назвав «надуманной»; режиссуру припечатала как «киноупражнение знаменитости, озабоченной имиджем собственной персоны»; героя Битти окрестила «приторным Иисусиком»; его самого сравнила с «политиканом, решившим потрафить избирателям». Битти в долгу не остался, дав Кэйл и её обожательницам прозвище «Мамаша Зазывала и её прихвостни». Сравнив Битти с Иисусом, Кэйл и не догадывалась, что в самом ближайшем будущем он явится к ней совсем в ином обличье и предложит вкусить от яблочка, которое чуть не поставит крест па её карьере.

С того момента, когда Кэйл написала восторженную рецензию на фильм Тобака «Пальцы», Битти никак не мог решить, стоит ему продюсировать следующий фильм режиссёра «Любовь и деньги» или нет. Тобак же, чтобы подтолкнуть Битти к решению, да и польстить самолюбию критика, обратился к ней за советом. Вспоминает Битти: «Я посчитал, что он спятил, а сам сделал выбор в пользу «Красных». На что она сказала:

— Снимай «Любовь и деньги» и забудь о своих «Красных», с какой стати делать фильм о компартии!

— Может ты и Феллини поучишь, как делать кино? Если считаешь, что это штука не мудрёная, возьми сама и попробуй!

— Вот возьму и попробую, — парировала критикесса».

Так Битти нанял Кэйл, сделав её продюсером фильма «Любовь и деньги». «Глупей в своей жизни я ничего не совершал, — продолжает Битти. — Правда, поставил ей одно условие. Я предупредил, что в Голливуде она встретит немало недалёких, на её взгляд, людей и взял слово, в случае возвращения к ремеслу критика не писать о них, потому что это может им здорово навредить. Кэйл согласилась. Приступив к работе, она тут же начала соперничать с Тобаком, раз за разом переписывая сценарий. Наконец, она спросила:

— Что мне делать, давать ему деньги или нет?

— Конечно, давать, это же ты убеждала меня в том, что он — гений!

Загруженность, однако, не мешала ей доставать меня с «Красными». У неё хватило ума звонить Дайане Китон, подружке, с которой я спал, и просить отговорить меня от съёмок!». Развивает тему Тобак: «Через шесть недель общения я был сыт по горло и заявил Битти: «Либо я, либо — она. С ней кино снимать я не в состоянии!».

Прессе я представил дело так, что решение принято по обоюдному согласию. А на самом деле добился её увольнения с картины «Любовь и деньги», взял и избавился от неё!».

Истинную подоплёку событий понять не мог никто, но голливудские исследователи жизни и творчества Битти (так называемые «Уорреннологи»), специалисты, привыкшие копать глубоко, не могли отказать себе в удовольствии увидеть в его решении изюминку хитроумного плана по дискредитации кинокритика. «Авторитет Кэйл вызывал у чиновников ступор, — рассказывает Пол Шрэдер. — Считалось, что только Уоррен способен поставить её на место. Захвалить её до смерти, дать с ноготок власти, водрузить на пьедестал в личном офисе и позволить стать одной из нас, а значит — не опасной, это, скажу я вам, высший пилотаж! Уверен, он привлёк её к работе с расчётом поставить в унизительное положение. Пусть не сознательно, но в глубине души он на это рассчитывал. За что снискал большое уважение среди профессионалов».

А вот мнение Бака Генри: «В данном случае мы имеем дело с мастерством тайного манипулирования, ещё не ведомого простым смертным. Уровень Макиавелли, не меньше. Услышал бы, не поверил. Другое дело, что сети расставлял Уоррен. Он планировал снимать «Красных», понимал, что Кэйл не оставит его в покое и знал, что она обожает Тобака. Рассуждал он примерно так: «Я должен сделать всё, чтобы она отвязалась от меня. Сводя вместе Кэйл и Тобака, заставив её думать, что она часть команды (через годик я всё равно от неё отделаюсь), я отрежу ей путь к отступлению — она не вернётся к прежней работе и не сможет мне отомстить».