Работа над «Апокалипсисом» шла так долго, что «Юнайтед артистс» стало лихорадить. А в конце января 1978 года кинобизнес потрясло известие — Артур Крим вместе с командой, включая Медавойя, покинули компанию, чтобы создать собственную — «Орион». В попытке удержаться на плаву «Трансамерике» пришлось серьёзно заняться делами киностудии. В результате, её возглавил Энди Ольбек, всю жизнь проработавший с Кримом. Расчёт был прост: Ольбек не принадлежал к кругу избранных и в случае краха, который приближался со скоростью курьерского поезда, им без сожаления можно было пожертвовать. Как только ситуация немного утряслась, заведовать производством назначили Стивена Баха и Дэвида Филда, юнцов, не имевших серьёзного опыта работы в профессии.
Оба с нетерпением ожидали первого в их новом качестве фильма. Летом 1978 года все только и говорили о намеченном на осень выходе на экраны «Охотника на оленей». Фильм обошёлся в 15 миллионов долларов, вдвое превысив установленный бюджет. Продолжительность авторского варианта режиссёра Майкла Чимино составила 3 часа 4 минуты, из-за чего ему пришлось ввязаться в жёсткую борьбу с компанией «Юнивёрсал». В августе агент Чимино Стэн Кэмен обратился к руководству «Юнайтед артистс» с предложением заключить с режиссёром контракт на постановку следующего фильма с рабочим названием «Война в округе Джонсон». На «ценнике» значилась весьма скромная сумма — 7,5 миллионов, правда, контракт предлагалось заключить по принципу «платишь или играешь», что означало, что гонорар выплачивается независимо от того, будет фильм поставлен или нет. В среду, 16 августа 1978 года, руководство «Юнайтед артистс» устроило в штаб-квартире в Нью-Йорке на 7-й авеню просмотр «Охотника на оленей». В своей книге «Окончательный вариант» Бах написал: «Понятия не имею, что эта картина значила для Чимино в политическом или каком-то ином смысле, мы же прониклись ее, скажем, поэзией».
Спустя месяц в Беверли-Хиллз Бах встретился с самим Чимино и его продюсером Джоан Карелли. Коренастый, невысокого роста, Чимино, как обычно, был в чёрном кожаном пиджаке. Его крупная голова, увенчанная невообразимой копной тёмных волос, чем-то смахивала на дыню. Со словами «Здесь вы почувствуете всю его страсть», Карелли вручила Баху сценарий режиссёра. Бах прочитал и ему понравилось. Подкупал жанр, своего рода ревизионизм, новый взгляд на вроде бы общепринятую трактовку события. Совсем в духе «Крёстного отца» или, скорее, «Излучин Миссури». Смущало только то, что по ходу развития сюжета затрагивались темы, выходящие за рамки кровавой борьбы скотоводов и их наёмников с иммигрантами-владельцами гомстедов [164]
. Единственная оговорка Баха касалась финала картины, в котором все главные персонажи погибали.Разговоры об «Охотнике на оленей» становились всё настойчивее, заставляя и другие компании внимательнее приглядеться к Чимино. Медлить становилось опасно, и 25 сентября Бах и Филд сообщили Кэмену, что согласны с условиями Чимино. Так они приобрели права на фильм «Война в округе Джонсон», известный теперь всем под названием «Врата рая».
Даже в тени «золотых мальчиков» Диллера — Майкла Айзнера, Дона Симпсона и помощника Дона, его «тайного оружия», Джеффри Катценберга, Эванс мечтал о возвращении незабвенных времён, когда реальностью становились самые невероятные мечты. Правда, имея в покровителях Бладорна, он при необходимости всегда мог действовать и через голову Диллера, продолжая вести себя так, будто до сих пор сам был главой студии. «Айзнер боялся его как огня, — вспоминает Симпсон. — Считая себя живой легендой кинематографа, Эванс, по обыкновению, ходил весь в чёрном и тёмных очках. Стоило ему зайти к Майклу, как тот приходил в ужас и тут же звонил мне, считая меня колдуном, которому под силу остановить маньяка:
— Дон, Дон, немедленно приезжай!
— Что случилось? — обычно спрашивал я.
— У нас — Эванс!
Когда я возглавлял производство компании, ему приходилось работать под моим началом продюсером. Общение проходило по одному сценарию. Эванс приглашал меня в свой офис, но не мог усидеть за столом дольше 10 минут — выходил в туалетную комнату и возвращался весь в какой-то белой пудре. Узнав его поближе, я в таких случаях говорил: «Боб, на людях в таком виде лучше не показываться, тебя за кокаином не разглядишь». Тогда он садился и без зазрения совести начинал подкуп, обещая за содействие в его проекте подарить мне девицу. Краснее тряпки для меня не существовало. Не потому, что я — образец добродетели, нет, просто вёл он себя как дешёвка».