Беспечные ездоки, бешеные быки

«Каждый вкладывался по полной в один единственный фильм. И провал был способен поставить крест на всей карьере. Есть режиссёры, которые после пары разгромных заголовков в прессе уже не способны бороться, у них просто опускаются руки».

Мартин Скорсезе

О том, как «Бешеный бык» Скорсезе спас киношное братство, кокаиновое облако накрыло Беверли-Хиллз, Богданович стал мишенью таблоидов, а «Врата рая» похоронили «новый» Голливуд.

В конце 70-х в Голливуде мели метели. Кокаин вошёл в обиход настолько, что в качестве ювелирных украшений народ стал носить на шейных цепочках миниатюрные ложечки из золота. Теперь друзьями, приятелями или любовниками, так или иначе, становились на основе отношений, завязанных на наркотиках. Даже чаевые официантке в кабаке было принято оставлять в виде белой дорожки на столике. Скорсезе, и так уже еле держался на ногах от проблем со здоровьем, но неизменно был под кайфом, рвался объять необъятное. Без разбора хватался за несколько проектов сразу. Как-то ближе к концу работы над фильмом «Нью-Йорк, Нью-Йорк», ему позвонил продюсер Джонатан Таллин — «Бэнд» вот-вот мог распасться и он просил режиссёра снять фильм о последнем концерте группы на День благодарения 1976 года. Так на свет появится документальная картина «Последний вальс». Без всякой задней мысли Скорсезе согласился. «Отказать Робби Робертсону и «Бэнду» Марти просто не мог», — замечает продюсер «Нью-Йорка» Ирвин Винклер. Прислушавшись к внутреннему голосу, Скорсезе посчитал, что монтировать сможет по ночам, днём занимаясь монтажом художественной ленты. «Марти в тот период был постоянно на взводе, мог объявиться в монтажной в любой час дня или ночи, сделать очередной кусок и тут же бесследно исчезнуть», — добавляет Таллин.

Когда в январе 1977 года Джулия Камерон съехала из дома Скорсезе на Малхолланд-Драйв, туда, оставив семью, переехал Робертсон. Он по-прежнему мечтал о карьере кинозвезды, а Марти мог помочь. По словам самого Робертсона, «парочка выглядела странно — оба так и лезли на рожон в поисках неприятностей». «Даже стыдно за Марти, что он — не гей, — иронизирует Сэнди Уайнтрауб. — Пожалуй, лучше отношений, чем с Робби у него не с кем не было». Мебель в особняке почти отсутствовала, и друзья режиссёра всё время пытались найти некий смысл в примечательной детали интерьера. Это было деревянное распятие 17-го века, висевшее над кроватью хозяина, внутри которого был спрятан кинжал. Надо сказать, что жилище скорее напоминало гостиницу для случайных проезжих. Здесь всегда было полно его фанаток, режиссёров, музыкантов и наркоманов, по сути, и составлявших круг общения Скорсезе. Завсегдатаи — Стив Принс, Мардик Мартин, Джей Кокс — и избранные примкнувшие обычно собирались у Скорсезе в гараже, где был устроен кинозал, и смотрели по 5 — 6 картин за ночь. Здесь же, кстати, располагалась и спальня Робертсона. «Дом у Марти был звуконепроницаем, — вспоминает музыкант, — затемнение обеспечивали ставни, а воздух поступал по специально сконструированной системе, так что окна открывать было незачем. Но солнечный свет и пение птиц всё-таки досаждали».

«Наверное, мы напоминали вампиров, — рассказывает Скорсезе. — Каждый день начинался чьими-нибудь словами: «О, нет, только не это! Опять солнце восходит!». С полгода мы не ложись раньше семи-восьми часов утра». В доме была установлена сложная система обеспечения безопасности, которая почему-то постоянно выходила из строя, что сопровождалось нежелательными визитами полицейских, которые по договору обслуживали клиентов охранной фирмы. Кроме фильмов и наркотиков, отдушиной для Марти оставались и его многочисленные игрушечные солдатики.

Лекарства Марти глотал лет с трёх, так что теперь это стало уже его второй натурой. Наркотики он принимал так, словно это был аспирин. И как результат — резкие изменения в весе. Кокаин отбивал аппетит, но дня через два-три, с голодухи, он поглощал в неизмеримых количествах всё, что попадалось под руку. А чтобы как-то успокоиться — и это ещё хуже — он с приятелями выпивал пару бутылок вина или водки только для того, чтобы уснуть. Вспоминает Таллин: «В привычку вошли ночные звонки монтажёру «Последнего вальса» — так им хотелось поделиться возникшими вдруг мыслями. Ребята были настолько не в себе, что не сомневались — весь мир, как и они, на ногах».