Следом я позвонила Юрке. Первое, что он сказал, что сейчас в Москве и чтобы я говорила коротко и не тратила деньги. Потом он, естественно, многословно, стал пересказывать мне все, что узнал в столице о древних цивилизациях. Потом, видимо, понял, что увлекся, остановился и спросил:
– Чего звонишь? Ты, слышал, сейчас в гувернантках у графа работаешь. Интересно, последствия будут те же, что у Джейн Эйр?
Вот юморист. Я объяснила, что звоню как раз по просьбе графа. Он просит о встрече.
– Надо же, видимо, родословной заинтересовался. Дома буду в начале августа, но только один день. Потом в лагерь уеду, у Витьки Самойлова жена рожать должна, он попросил меня заменить его, если никого больше не найдет. Так что как вернусь, сразу позвоню. Все, целую, – и Юрка повесил трубку.
Немчинов меня поблагодарил и выразил надежду, что я поеду с ним и в архив, и к Юрке. Внутренне я посмеялась: похоже, становлюсь по совместительству нянькой старшего оболтуса.
Как странно устроена жизнь. Кажется, что все уже в прошлом, и вдруг – чудо, которое дает надежду. Нашлась наша семейная реликвия – икона «Утоли моя печали». Как вовремя! На обратной стороне сохранилась даже молитва, написанная Сонечкиной рукой. «Пресвятая владычица Бог
Я заставлял Сержа, Вадима, а потом и Мишеля учить русский язык, но часто спрашивал себя – зачем? В третьем поколении все эмигранты забывают свои корни и полностью впитывают культуру своей новой Родины. Не только впитывают культуру, конечно, но и приобретают соответствующие национальные черты. Имело ли смысл себя обманывать? И я, и дети – мы – французы. Случившаяся когда-то в России история с прадедом казалась далекой сказкой. Не думаю, что кто-нибудь из нас верил в реальное существование российских родственников, медальона или иконы. И вдруг все это оказалось былью. Мы оказались звеньями в длинной истории русского семейства. Прошлое стало близким, и мне почему-то стало приятно думать о том, что я все-таки русский.
После разговора с Вадимом и Валечкой сердцу стало гораздо лучше. Я увидел в глазах сына интерес к жизни. Разве это не великая радость? Неужели это Мишель так растормошил его? Или это Валечка? Мне показалось, что Вадим смотрел на нее с интересом. Дай-то бог!
Целыми днями вместе с Мари, девушкой-детективом, беседую с друзьями Сержа, пока ничего. Нужно найти еще экономку, которая вела хозяйство Сержа. Мне нельзя, нельзя умереть, пока убийца сына не найден.
В усадьбе, уже поздно вечером, когда Варвара Петровна и прочий обслуживающий персонал уехали домой, Немчинов пригласил меня в свою мастерскую. Мишка говорил мне, что вход туда категорически запрещен всем без исключения. Сначала Немчинов открыл обычную дубовую дверь, такую же, как и во все комнаты усадьбы. За дубовой дверью оказалась сейфовая со множеством замков. Она была уже приоткрыта. Видимо, Немчинов не хотел показывать мне, как все эти замки открываются. Я вошла и ахнула. Почти весь потолок мастерской был стеклянным, казалось, что до звезд можно дотянуться рукой. Большие окна выходили на реку, на воде виднелась серебряная лунная дорожка. Кругом шумели сосны. Это просто сказка! Немчинов включил свет, и я ахнула еще раз. Вся мастерская была заполнена рисунками зданий, улиц, городов. А еще были чудесные пейзажи, я узнала реку, обрыв, лужайку. Я прямо застыла перед картиной, на которой была изображена усадьба. С одной стороны, все очень красиво и радостно, а с другой – в доме, окружающей природе чувствовалось внутреннее напряжение и скрытая опасность. Я сказала об этом Немчинову.
– Вы очень проницательный и чувствительный человек, Валентина Васильевна. Вы первый человек, которого я пустил в свою мастерскую, здесь мой мир, и обычно я оберегаю его от посторонних. Но сегодня мне почему-то захотелось показать вам картину с усадьбой. Может быть, я псих, но я чувствую опасность кругом. Мне страшно за Мишеля, и я очень прошу вас позаботиться о нем. А теперь я покажу вам, куда я спрячу икону, вы должны знать, где она будет храниться.
За одной из картин находился сейф, куда Немчинов и положил икону.
– Завтра я попытаюсь найти что-нибудь на замену, надо что-то поставить вам на полку. Вряд ли кто-нибудь из ваших знакомых помнит, как точно выглядит икона, но то, что она была, могут помнить многие.