Беспокойное сознание

С таким сердцем я жил около десяти лет. Как мне порой хотелось только увидеть жену, только услышать ее голос, взглянуть на ее походку! И какая же тогда накатывала тоска. Хоть какого-то свидетельства ее жизни — больше мне ничего не было нужно. Я ложился на кровать и плакал. Мои слезы не были бурными — видно, обладали целебными свойствами. Они долго катились, катились и наконец иссякали. Тогда окружающие предметы снова лезли в глаза: портреты жены, дочери, матери, пепельница, чернильница, книжные полки. Все реальные, а потому и столь страшные вещи. Я бывал среди людей, ходил, смотрел; и удивлялся, почему же все мертво. Как же так? Люди воображали, что разговаривают, смеются, назначают свидания, едят в ресторане, ходят в кино. Совершенно очевидно, что это лишь неосознанная ими иллюзия. Да и как иначе, раз для меня все это в прошлом? А ведь я ничем от них не отличался — те же органы, тот же мозг, то же воспитание.

Время от времени я покупал бутылку ракии,[10] возвращался домой и принимался пить. Мозг сам, без участия воли, начинал сочинять стихотворения. Иногда они были печальны, и я снова, хоть и пьяный, обливался слезами. Иногда они были бессмысленно смешными, и тогда, хоть я и потерял навсегда самых дорогих мне людей, я хохотал до изнеможения, как сумасшедший, так, что сотрясалась диафрагма.

Коллеги писатели старались утешить меня, но я над ними желчно издевался и гнал прочь. Даже нарочно говорил алогично. Например, кто-нибудь из них меня успокаивал:

— Все это временно, ты наверняка снова будешь писать стихи, они, я уверен, даже станут еще лучше.

Глядя в глаза собеседнику, я отвечал:

— Да, весенние дожди полезны для посевов.

В результате он спешил распрощаться и отойти.

Однако ничто: ни ракия, ни ирония, ни желчь, ни злоба не могли заполнить страшную пустоту, невероятное одиночество, в которых я терялся, как пылинка в бесконечной вселенной. Лишь смерти было дано поставить все на свои места, но у меня уже не хватало сил за нее бороться. Приходилось ждать — смерть ведь капризна и своевольна. Вот я и ждал. Встречая на улице пятилетних малышей, я в тысячную долю секунды прозревал всю их судьбу, видел их на любом этапе жизни, знал все, что им предстояло пережить; в тот же миг они умирали. Умирали сотнями и тысячами, но, тем не менее, были счастливы. У жизни не было конца, ни у чего не было конца, вот и смерть моя медлила. Приходилось влачить существование как тяжкий крест, и я безропотно его нес.

Умер кот. Голуби разлетелись. Белая голубка по имени Баттерфляй задержалась дольше других. Она кружила у меня над головой, опускалась мне на руки, ожидая, что я назову ее по имени, дам ей пшеничного зерна. Но и Баттерфляй оставляла меня равнодушным, так что в конце концов она куда-то запропастилась. Что ж, ее право. Я потом страдал из-за ее исчезновения, а также от сознания своего бессердечия, но себя не корил.

Долго я носил в груди порожнее сердце — почти до тех пор, пока мне не исполнилось пятьдесят. Я сам стирал, сам покупал все, что нужно, хотя мне не было нужно ничего. Меня приглашали на литературные чтения, на встречи с читателями, но пойти туда я был не в силах. Эти люди воображали, что я — живой человек. Сердиться за это на них я не мог, но и помочь им тоже.

Ожил я совершенно случайно, благодаря блистающему метеору, пронесшемуся сквозь мое сознание. В одной местной газете я наткнулся на следующие слова: «Возможность создания искусственных живых существ — самая смелая гипотеза в истории человечества». Благодаря этой простой, ничем не примечательной фразе я тут же оказался на такой головокружительной высоте, что солнце опалило меня с головы до ног. Вернувшись на землю, я был уже другим человеком.

Разумеется! Все ведь так просто! Неизбежно не только создание искусственных живых существ, но и воскрешение всех мертвых. Эта мысль превратилась для меня в абсолютную истину. Как я мог не понимать этого раньше! Читал стихи, созданные кибернетическими машинами, слушал сочиненную ими музыку, отнюдь недурные. В некотором смысле они даже превосходили многие произведения, сотворенные живыми современниками. Искусственные спутники Земли вдоль и поперек бороздили небо. В пробирке удалось вырастить человеческий эмбрион, проживший несколько месяцев. Молодежь носила в карманах радиоприемники величиной со спичечный коробок, а по телевизору с экраном не больше портсигара можно было смотреть балет в Большом театре или велосипедные гонки в Париже. Что же, по сути, представляет собой мозг человека? Да, это все еще оставалось тайной, но тайной, которая по плечу науке. Именно там, в коре мозга, рождались образы, слова, звуки, преодолевались расстояния, ключом били чувства и страсти. Как только появится искусственный мозг, будет создан и искусственный человек — сомневаться в этом больше не приходилось. Следующим этапом станет воскрешение умерших — такова была моя глубокая уверенность, обнаружившая в свою очередь еще одно состояние мозга. Убежденность и вера окрыляли его, внушали животворное упоение. Не теряя более времени, я принялся за дело.

11