Беспокойный человек

— Голова, а на что мне новую рубаху? — возразил дед Антон. — Тут в старой и то от баб отбою нет, а если наряжусь, тогда куда ж мне от них деться?

— Ох ты, старый! «Отбою нет»! Да кому ты нужен!..

Пока доярки балагурили с дедом Антоном, две подружки — Катерина и Анка Волнухина, — схватившись за руки и радостно смеясь, глядели друг на друга, будто век не видались.

— Да как же это ты собралась? — повторяла Катерина. — Вот умница! Вот молодец!

— Да так вот и собралась! — отвечала Анка. — Да если правду говорить, может и не собралась бы, если бы не дед Антон.

— А ты ночуешь у нас? — спросила Катерина. — Ночуй, Анка! Вечером коров пойдем вместе доить! Поужинаешь с нами, а?

— Да, видно, уж ночую! — засмеялась Анка. — А может, еще и не одну ночь… Вот посмотрим, как вы с дедом Антоном договоритесь.

Катерина посмотрела на нее долгим взглядом. О чем ей с дедом Антоном договариваться?

— Ну, скажи, Анка, как следует, чтобы я поняла!

Анка затрясла головой так, что даже сережки с красными камешками закачались в ее ушах:

— Дед Антон болтать не велел. Когда надо, сам скажет!

Дед Антон проверил график удоев, потолковал с теткой Прасковьей, а вечером пошел с доярками на пастбище. Там они с пастухом уселись на упавшей сухостоине, закурили. Разговоров и тут хватило: где пасет, как пасет?

— Пастух ты, Николай Иваныч, хороший, — сказал дед Антон, — но вот, голова, пастбище у нас не так устроено. Не по плану. Где вздумаешь, там и пасешь. А на будущий год мы не так сделаем. Все пастбища на загоны разделим — вот и будем все лето из загона в загон перегонять. Пока до последнего загона дойдем, глядь — в первом-то опять трава отросла. У Малининой так заведено — ну хвалит!

— Так что ж, — согласился Николай Иваныч, — тогда бы и мне без заботы, и коровы все лето сыты….

Дед Антон разговаривал с пастухом, курил самосад, а сам, щуря свои зоркие голубые глаза, неотступно следил за доярками. Сидел от них как будто далеко, на бугре под кустиками, но все видел. Видел, как Тоня гонялась с бадейкой за своими коровами, и как спокойно подходила к коровам Аграфена, и как медленно доила своих коров Таисья… Но когда увидел, как обступили коровы Катерину и как они лизали ее, усмехнулся:

— Ты гляди-ка на них! Скотину ведь тоже не обманешь! Нет, не обманешь! — Но тут же и задумался. — Да-а… Задача!

Николай Иваныч молчал, ожидая, что дед Антон объяснит, какая у него задача. Но, видя, что старик только покряхтывает, а ничего не объясняет, спросил сам:

— Кто ж тебе такую задачу задал, Савельич? Что кряхтишь? Видно, решить не можешь?

— Да вот как тут решить, домовой ее возьми! — проговорил дед Антон. — Сплановал я одно дело, а теперь не знаю, хорошо ли… Ведь лучшую доярку приходится снимать!

— Катерину? Что так? — живо спросил Николай Иваныч. — Ай проштрафилась?

— Да какой там проштрафилась! — возразил дед Антона — Не проштрафилась… наоборот, можно сказать — даже отличилась. Но вот решили мы ее на другую работу взять.

Николай Иваныч покачал головой:

— Ну, не знаю… Тут еще, пожалуй, с Прасковьей Филипповной тебе крупно поговорить придется.

— Вот то-то и боюсь… А как хочешь — в этом деле без Катерины не обойтись. В телятник хочу ее поставить. Попробуем по-новому телят воспитывать. А на такое дело кого ж поставишь? Кроме нее, некого. Тут человек нужен решительный. И человек нужен беспокойный, чтоб над этим делом дрожал и болел. И человек нужен грамотный. Обязательно грамотный и политически сознательный, понимаешь ты?

— О-о… — протянул Николай Иваныч. — А Марфу-то Тихоновну куда же?

— Тут же будет. Катерине самых маленьких, молочников, дадим. А ей старших. Ведь у нас самое ответственное — это молочников до трехмесячного возраста довести. А там уже не страшно.

Николай Иваныч усмехнулся в свою русую раздвоенную бороду:

— Ох, Савельич! Много скандалу примешь!

— Да уж не без этого! — весело согласился дед Антон. — А что же сделаешь? Раз надо, значит надо. А брань-то — она что ж? Брань на вороту не виснет…

Тихо ложились зеленые сумерки на лесную поляну. Закрывались на ночь высокие желтые купальницы в кустах. Оранжевые отсветы зари уходили все выше к вершинам деревьев и, словно запутавшись в густых ветках, тлели там и догорали…

Доярки одна за другой отпускали коров.

— Эй, деды! — закричала Тоня. — Слезайте с бугра — домой пора! — И пошла вперед, затянув какую-то пронзительную песню.

По дороге домой доярки шли все вместе, окружив деда Антона, и тут дед Антон, словно собираясь нырнуть в омут, набрал воздуху и объявил:

— А я Катерине подмену привез! — И кивнул головой на Анку.

— Ты что, дедушка Антон! — крикнула Катерина. — Какую подмену?

Толстая Аграфена даже остановилась от изумления. А Тоня с кривой улыбкой поклонилась Катерине:

— Дослужилась!

— Эй! Эй! Прасковья! — вдруг закричала Аграфена Прасковье Филипповне, которая ехала впереди с молоком. — Остановись! Послушай, что делается-то!

— Поезжай, поезжай! — махнул рукой дед Антон. — Чего останавливаться? Пожалуй, простоишь и молоко проквасишь!