Беспокойный ум. Моя победа над биполярным расстройством

Я стала объектом очень тщательного психиатрического исследования. Вопросы были мне знакомы, я сотни раз задавала их сама. Но как пугающе было на них отвечать, не понимая, чем все это может закончиться; осознавать, как это обескураживает – быть пациентом. Я ответила положительно практически на все, включая целый список дополнительных вопросов о депрессии, и поймала себя на том, что совсем по-новому начинаю ценить психиатрию и врачебный профессионализм.

Постепенно опыт моего психиатра как врача и его уверенность как человека возымели действие; постепенно начали действовать и препараты, которые успокоили буйство моей мании. Врач прямо и недвусмысленно сказал мне, что у меня маниакально-депрессивное заболевание и мне придется принимать препараты лития. Возможно, всю жизнь. Эти новости звучали пугающе. Тогда о заболевании и его течении было известно значительно меньше, чем сейчас. Но все равно я испытала облегчение, услышав диагноз, который в самой глубине своего сознания считала верным. Но я все же сопротивлялась приговору, который, как мне казалось, выносил мне врач. Он внимательно выслушал все мои сбивчивые попытки найти альтернативное объяснение своим нервным срывам: неудачный брак, стресс из-за переработки, стресс от начала работы в психиатрии. И остался тверд в диагнозе и назначенном лечении. Это было горькое, но все же облегчение. Я прониклась безмерным уважением к своему психиатру за его ясность мышления, очевидную заботу и способность прямо, без обиняков, сообщить плохие новости.

На протяжении всех последующих лет, за исключением того времени, что я работала в Англии, я встречалась с ним как минимум раз в неделю. Когда я была в тяжелой суицидальной депрессии – чаще. Он тысячу раз сохранил мне жизнь. Он видел меня в безумии, в отчаянии, в прекрасных и ужасных любовных историях, в моменты побед и разочарований, рецидивов болезни и попытки самоубийства, смерти любимого человека, взлетов и неудач моей карьеры. Проще сказать, он наблюдал практически все аспекты моей психологической и эмоциональной жизни. Он был очень добр ко мне, но притом всегда тверд. Понимая, как никто другой, сколь многое я теряла от приема лекарств – в своей энергии, активности, оригинальности, – он никогда не позволял себе забыть, чего мне будет стоить отказ от них. Его не смущали сложность и двусмысленность, он оставался решителен даже среди хаоса и неопределенности.

Он обращался со мной с уважением, с уверенным профессионализмом и несокрушимой верой в мою способность вылечиться и многого достичь. Заболевание и перепады настроения сильно повлияли на мои отношения с близкими и на работу. Но в то же время именно отношения и работа их и формировали. Мне было необходимо научиться понимать эту сложную взаимозависимость, различать в лечении роли лития, силы воли, стремления к выздоровлению и осмысленной жизни. Именно для этого была нужна психотерапия.

Я не представляю себе нормальной жизни без помощи лития и психотерапии. Литий смягчает депрессии, предотвращает соблазнительные, но опасные подъемы, проясняет спутанные мысли, замедляет меня, делает мягче. В конце концов, он удерживает от разрушительных шагов в карьере и отношениях, спасает от госпитализации и создает почву для психотерапии. Но раны лечит именно психотерапия. Она помогает обрести смысл в растерянности, разобраться в пугающем хаосе мыслей и чувств, вернуть себе самообладание, надежду и способность учиться на собственном опыте. Таблетки не помогут принять реальность, но вернут в нее быстрее, пока еще есть силы бороться. Психотерапия – это убежище, это поле битвы, это место, где я была психотична, невротична, восторженна, растеряна, отчаянна сверх всякой меры. Но благодаря ей я всегда верила – или научилась верить, – что однажды смогу со всем этим справиться.