Беспокойный возраст

И вот теперь Максим приходил к убеждению, что и к нему пришло то самое, над чем он недавно посмеивался. Он мысленно повторял имя любимой, вспоминал даже незначительные подробности первой встречи с ней.

Познакомился он с Лидией прошлым летом на гребных гонках (до этого он лишь изредка видел ее на соседнем, строительном факультете).

Помнится, Славик Стрепетов подвел его к ней тут же, на причальном мостике водной станции. Кусочки полуденного солнца плавились и скользили, как ртутные шарики, по волнам реки. От недавно оструганных сосновых досок нового причального помоста смолисто пахло лесной хвоей. Лидия стояла, опираясь на тонкое весло, и с любопытством, чуть смущенно и приветливо улыбаясь, смотрела на Максима. Она была в белых шелковых трусиках и резиновых тапочках, в желтой майке с эмблемой спортивного общества. Солнечные блики, отраженные в реке, как в зеркале, зыбко освещали ее лицо.

На слегка загорелом лбу, на щеках и в вырезе майки на груди еще блестели капли речных брызг. К смуглым коленям пристали золотистые крупинки песка. Грудь ее порывисто поднималась, глаза сияли. Она еще не успела отдышаться после напряженной лодочной гонки.

Заметив восхищенный взгляд Максима, она совсем смутилась и, отвернувшись, прижимая к бедру древко длинного весла, стала разговаривать с Галей Стрепетовой…

С водной станции ехали в одном автобусе. Сидя против Лидии рядом со Славиком и рассеянно слушая болтовню Гали, шутки и задорный смех студентов, Максим не сводил глаз с девушки, следил за игрой света на ее румяном лице. В легком, василькового цвета, платье она казалась ему еще более красивой, воздушной.

При прощании они обменялись незначительными фразами, ничего особенного не было сказано, но в брошенных украдкой друг на друга взглядах было то недомолвленное, что заставило их искать новых встреч. Они стали видеться в институте или на квартире у Стрепетовых, где часто бывала Лидия.

Максиму вспомнились теперь, то поездки с нею на стадион, то игра в волейбол, то лыжные прогулки куда-нибудь в подмосковный лес, томительное ожидание окончания лекций на строительном факультете, где она училась. Часто, освободившись от занятий, он нетерпеливо прохаживался в морозные вечера у подъезда института, ударяя ногой об ногу, прислушиваясь, не раздадутся ли у главного входа знакомые шаги.

Огни скользящего по Москве-реке катера напомнили ему, как однажды душным июльским вечером он катался с Лидией на речном трамвае. Весь вечер они просидели на палубе уютного, пахнущего свежей краской маленького теплохода, и Максим не заметил, как серебристое суденышко сделало два рейса между Киевским вокзалом и Большим Устьинским мостом.

Максим и Лидия говорили в тот вечер обо всем, что приходило на ум, — о музыке, о литературе, о театральных премьерах и просто о пустяках. Но и эти пустяки казались значительными, а главное — Лидия как будто была влюблена во все: в людей, в книги, в театр, в свой институт, в подмосковные березовые рощи и лесные речушки.

И вот теперь должен был наступить конец всему тому пестрому, беззаботному, подчас бездумно-счастливому, из чего складывались первые их встречи.

«Куда теперь забросит меня путевка министерства? И что ожидает меня впереди? Какие трудности и какие удачи?» — думал Максим, все быстрее шагая по набережной.

Ни разу еще не задумывался он всерьез о своем трудовом пути. Ему представлялось, что все решится само собой, достаточно только получить диплом. Но сегодня впервые он почувствовал тревогу… Он вдруг заметил, что зашел слишком далеко, остановился, огляделся. Набережная в этом месте была пустынной. Только изредка, разгоняя светом фар полутьму и обдавая бензиновой гарью, мчались одинокие машины. Небо над Москвой стало грифельно-темным, последние отблески вечерней зари потухли. Сонно шлепали о гранит набережной тяжелые волны.

Максим глубоко вздохнул, подумал: «Все хорошо, а что будет дальше — увидим…»

5

В доме Страховых еще не спали. Войдя в прихожую, Максим услышал доносившиеся из столовой голоса отца и матери, звон посуды.

Гордей Петрович Страхов, отец Максима, приехав из своего управления, только что поужинал и просматривал газеты.

Едва Максим переступил порог родительского дома, его сразу охватило привычное ощущение уюта, покоя и благополучия. Знакомый с детства запах — пряная смесь изобильной кухни, табачного дыма, хороших духов, добротной красивой мебели, книг — окутал Максима, располагая к беззаботному отдыху и лени.

По тому, как внезапно при звуках его шагов стихли голоса, как нетерпеливо покашлял, словно прочищая горло, отец, Максим угадал: его ждали. Гордей Петрович сделал вид, что не заметил прихода сына. Развалясь в кресле, он курил, уткнувшись в газету. Но мать обеспокоенно взглянула на Максима, спросила заискивающе:

— Ну как, Максик, выдержал?

Максим помедлил с ответом (он все еще находился под впечатлением свидания с Лидией), сел за стол.

— Дай мне поесть, мама, — попросил он.

Валентина Марковна кинулась подавать ужин. Движения ее были суетливы, выражение угодливого беспокойства не сходило с увядшего лица.