Бесполетная зона для Змея Горыныча

Доставили ее во дворец архонтов, правда, так же, как и в штаб-квартиру корпуса стражей, когда арестовывали. На одном из патрульных корабликов. Но и лишь потому, что другого транспорта в распоряжении стражей не было. Неоткуда им было взять лимузин.

Зато летела Валя в этот раз в сопровождении всего одного бойца. Да и тот нужен был не как конвоир, но чтобы просто за штурвалом сидеть. Так что, по крайней мере, тесниться в небольшой кабине летающего суденышка Вале на этот раз не пришлось.

Еще перед нею извинились. Дважды. Сначала следователь в кабинете, потом, перед самым вылетом — какой-то хмырь с квадратной физиономией, широкими плечами и изрядным брюшком. Шишка местная, не иначе.

Валя приняла оба извинения молча, сдержанными подчеркнуто-медленными кивками. Так королева могла выслушивать льстивую речь в свой адрес от какого-нибудь сановника. Привыкнув к лести, не считая ее чем-то особенным и значения тоже почти не придавая. Но и не возражая.

Архонт Каф встретил гостью в ярко освещенной целых тремя большими люстрами и роскошно обставленной гостиной, размером больше, чем вся Валина квартира. Пол устилал огромный пушистый ковер, прежде чем ступить на который Вале почти рефлекторно захотелось разуться. По углам темнела резная мебель наверняка из натурального дерева. Шкафы, стулья. Два пышных дивана, похожих на гигантские подушки, стояли вдоль стен.

Но не мебель была главной примечательной чертой этого места. Изюминкой, на которую Валя в первую очередь обратила внимание, стали картины в рамках, украшавшие стены.

Никаких пейзажей с морем и пальмами; никаких портретов членов семьи или изображений блюд. Все эти варианты казались банальностями, чуть ли не китчем рядом с тем, что висело на стенах в апартаментах архонта Кафа.

На одной картине был изображен город, точнее, темный силуэт города и с длинными тонкими башнями и коническими зданиями. Но… под водой, в полумраке морского дна.

Другая картина изображала спираль ДНК. Просто спираль ДНК, которую Валя смогла легко узнать, даже не будучи биологом. Но выполнена спираль была в трехмерной проекции и с учетом светотени, отчего могла показаться компьютерной графикой.

На третьей картине в небо рвалась, изрыгая дым и пламя из сопел, огромная ракета.

Четвертая картина больше походила на чертеж. Какой-то робот в разрезе, с разными деталями внутри.

Ну а на картине номер пять красовалась «летающая тарелка». Выглядевшая ярким светлым пятном на фоне ночного неба и леса.

— Одно из наиболее свежих технологических решений, которое мы переняли у вас, — прокомментировал последнюю картину архонт, заметив, что гостья задержала взгляд именно на ней, — позволяет преодолевать океаны и континенты за считанные часы. А главное, не нуждается в большом количестве топлива. За что хотелось бы поблагодарить управляемый термоядерный синтез.

Своими роскошными седеющими бакенбардами Каф напоминал Эйнштейна, голосом — английского дворецкого. Уже немолодой, он оставался стройным и держался с видом аристократа. Того же англичанина, только с титулом лорда, полученным не один век назад.

— Жаль только, что последний раз ваши наведывались к нам почти десять лет назад, — не удержался и посетовал архонт, — в первые годы моего пребывания в этой должности. Выпьете?

Сам он держал в одной руке стеклянный бокал на такой тонюсенькой ножке, что, казалось, пальцами можно переломить. В бокале плескалось что-то темное. И Валя, не будучи убежденной трезвенницей, в общих чертах понимала — что. Уж точно не чай или компот.

По этой же причине девушка не стала отвечать на предложение Кафа отказом.

— Почему нет, — были ее слова.

Архонт и его гостья подошли к маленькому столику, скорее тумбочке возле одного из диванов. На тумбочке стояла бутылка и несколько бокалов. Каф наполнил один из них до половины и протянул Вале.

Девушка чуть пригубила. Вино оказалось на любителя. Горчило, малость.

«Мадам, вино делает вас неотразимой, — вспомнился Вале анекдотический диалог. — Но я еще не пила. Зато я много выпил».

— Виноградник у меня свой, — похвалился архонт, — в одной из колоний… в Аргусе. Это на побережье соседнего континента. А народ-то в основном всякую гадость пьет. С океанических ферм.

Затем воскликнул в приливе какого-то не вполне здорового энтузиазма:

— И как вам все это? Я не про гостиную, не про вино… вообще.

И фирменным жестом памятников Ленину («мы пойдем другим путем») указал на огромное, почти во всю стену окно, за которым виднелась панорама вечернего города. Чем ближе была ночь, тем нарядней, даже цветастей он выглядел благодаря иллюминации зданий и гигантским голограммам, вспыхивавшим то тут, то там.

— Когда я только вошел в Совет архонтов, где стал курировать наиболее перспективные научные разработки, — говорил Каф, — только тогда я узнал, какую роль вы… такие как вы сыграли в нашем возвышении. Нет, даже не так. Кому мы все обязаны нашим возвышением.