Бесполезная жена герцога южных земель

Нет ответа, парень сникает. Еда почти не тронута. Жаль, а ведь люди так старались. Но сдаваться не в моих правилах. Горбатого могила исправит, а в моем случае и это бесполезно. Даже после смерти вездесущее упрямство никуда не делось.

7

— Ваше сиятельство, вы уже три дня подряд туда ходите, может… вам стоит немного отдохнуть? — робко предлагает Эмили.

Со служанкой тоже происходят перемены. Маленькие, но заметные. Девчушка больше не молчит, а порой и вовсе, как сейчас, высказывает свое мнение. До этого было похоже, будто я над ней издеваюсь.

— Нет, я нисколько не устала, так к чему отдых? — отвечаю с улыбкой.

Мне тоже было тяжело после смерти матери. В какой-то степени — если это не излишне громко будет сказано — понять печаль и боль младшего брата своего мужа… да и, пожалуй, самого Глена, я могу. Пройдут года, но эти чувства никогда полностью не уйдут, только померкнут с течением времени. Общение с Генри мне не в тягость, тем более что дни проходят размеренно и однообразно. Я же не работаю, а чай хожу пить и вести легкую беседу, так что и уставать особо не из-за чего.

Поправляю в отражении зеркала шляпку — не поверите, багажа до сих пор нет — и отряхиваю от невидимых пылинок платье. Нитку с иголкой в руки взять пришлось, я ушила и немного модернизировала платья, что принесла Эмили в прошлый раз, и знаете, вполне довольна результатом. Теперь они хотя бы сидят как надо, а не как не пойми что.

Главное, что корсета нет, это настоящее зло. В столице корсет, при прохладной почти целый год погоде, вполне приемлем, но на юге, где светит солнце и весь день духота и влажность, ни за что! Тем более, кто меня тут видит. Даже не перед кем красоваться. Поэтому я за удобство, но элегантное. Да, мы не модные, но это не значит, что дикари.

Вот и шляпка подобрана в тон, удачно она завалялась в гардеробе домика — кто интересно был ее хозяйкой — и зонтик кружевной от солнца служит очень даже полезным аксессуаром. За неделю жизни в герцогстве я заметила, что кожа моя не загорает, а сразу краснеет, потом чешется и облезает.

— Привет, Генри! Как дела? Что делал сегодня? Я вот позавтракала преотличной яичницей с беконом, ну просто восторг. А еще мы с Эмили прибрались в саду вокруг домика, пропололи сорняки, и я попросила ее спросить у садовника рассаду каких-нибудь неприхотливых цветов, еще хочу расположить на балконе второго этажа несколько горшков с приятно пахнущими соцветиями, — мажу булочку маслом и передаю Генри.

Юноша машинально берет предложенное и даже кусает, радуюсь про себя, за время наших совместных пикников, кажись, его настроение стало получше, однако до нормального приема пищи еще далеко.

Я не психотерапевт, у расстройств пищевого поведения корень проблемы всегда лежит в психическом состоянии, квалификацией лечить и лезть в голову другому человеку, копаясь в его глубинных воспоминаниях и детских травмах, я не обладаю, увы.

Генри склоняет голову так, что челка падает на глаза, и совершенно невозможно понять, о чем он думает.

— Перестань приносить мне все это, — тарелка с брошенной на ней надкушенной булочкой отодвигается прочь.

— Почему?

По моей просьбе в беседке организовали круглый небольшой столик и пару стульев, так вести беседу и трапезничать гораздо удобнее.

— Я ненавижу еду.

Округляю невольно глаза. Впервые он заговорил о себе и своих предпочтениях.

— Что ты имеешь в виду, Генри? — мягко интересуюсь у младшего брата супруга, раз уж первый поднял эту тему, поощряю его участливой улыбкой. Это существенный прогресс. Не нужно держать в себе то, что тяготит. Можно и необходимо говорить о своих переживаниях, это я и пыталась дать ему понять.

— Потому что…я не заслуживаю пищи. Когда ем, испытываю чувство вины.

Генри опускает голову еще ниже.

Чувство вины?

— Но…почему?

— Потому что я никчемен. Я жаден к тому, чего не заслуживаю и чем не имею права обладать.

Генри поднимает голову, в его темных глазах непроглядная бездна.

Хмурюсь, но никак не могу понять его линию рассуждений.

— Ева, я жалок, да? — на лице мальчишки страх.

— Вовсе нет! — отрицаю я, но у юноши нет никакой веры моим словам. Признать проблему — уже наполовину ее решить.

Я хочу ему помочь, но вот как? Образование психологического у меня нет, лишнее давление на Генри может только усугубить его состояние.

Робко прикусываю губу и осторожно узнаю:

— А…ты говорил о том, как себя чувствуешь, с братом?

— За ребенка меня принимаешь? — ершится моментально подобно дикобразу молодой парень.

Не отвечаю, потому что, боюсь, мой утвердительный ответ ему не понравится. Не достигшие восемнадцати лет для меня действительно дети, и мне плевать, что законы этого мира считают иначе. Даже двадцатилетний детина порой может себя как маленький вести, и это нормально, с выросшей продолжительностью жизни граница взрослости отодвинулась от фактического наступления половозрелости.