Я — Ева и в то же время я — не она. Я не аристократка и не представительница благородного дома, у меня иной жизненный опыт и склад ума, нет каких-то нужных наверняка качеств, которыми следует обладать женщине с подобным статусом. Со стороны, я, возможно, кажусь тряпкой и слабохарактерной. Но не так-то просто оказаться в чужом мире, в абсолютно токсичной обстановке в окружении полных незнакомцев с неясными намерениями и начать качать свои права, которые дарует призрачный статус.
Я радуюсь мелочам. Есть дом, крыша над головой, вкусная еда и приятный вид из окна, нет нужды носить каждый день корсет и угождать посторонним людям, которым на меня так же наплевать, как и мне на них.
Мое положение могло быть хуже. Гораздо хуже. Оказаться живой после смерти, переместиться в другой мир в это молодое и красивое тело — это уже израсходовать всю невозможную удачу, которая досталась мне каким-то совершенно удивительным и неизвестным путем. С этим в сравнении никакие трудности даже близко меня не могут затронуть, как об стенку горох, если по-простому.
Кошусь на герцога.
— Видимо, она. Кстати. Я не только свой багаж не получила, — вспоминаю наконец о кое-чем поважнее всяких платьев. Их на деньги легко купить, а вот наоборот уже процесс не работает просто.
Глен поднимает голову.
Красивый он. На темных волосах мужа играют лучи закатного солнца, а глаза, такие же темные, на контрасте с цветущей вокруг зеленью, кажутся бездонными, но при этом удивительно яркими, сверкающими, при всем том факте, что черный цвет по природе своей свет поглощает.
— Вы обещали мне содержание. Под какими условиями я должна его получать? С началом каждого месяца? Просить каждый раз на покупки и докладывать? — гадаю вслух.
Взгляд герцога стремительно меняется. Он пробирающей до дрожи холодности хочется побежать к себе в дом, достать из подсобки бесполезную на юге шубу и укутаться в нее потеплее.
— Содержание? Разве вам в тот же самый день не выдали наличными положенную сумму, а после, неделю назад, сумму в том же размере?
Качаю головой, уставившись на непроницаемое лицо Глена. Да нифига подобного! Я вообще в глаза местной валюты еще не видела!
Если в случае Генри голословно герцог поверить в грехи экономки вряд ли мог, серьезно преступление требует тщательного расследования, то вот в моем случае, пары фраз оказалось достаточно.
Его сиятельство трет рукой в перчатке бровь, да и поза у него меняется с уверенной, на сокрушенную, растерянную. Корпус подается вперед, голова опущена, локти нашли опору на бедрах чуть выше коленей, так в обществе сидеть не принято. На меня Глен смотреть избегает.
— Это все моя вина. Простите, Ева. Я слепо верил ее словам…Ха, вы считали, что это отношение и было моим намерением? Унизить свою жену, чтобы она сбежала прочь…Да, так и есть. Конечно, у вас, Ева, имелись все основания так считать. Я сам в этом виноват.
Муж вдруг вскидывает голову и смотрит куда-то вперед. Там стоит одинокая фигурка Эмили, ждущей меня, свою госпожу, на приличном расстоянии.
— И служанка тоже… Та же самая, да? Я помню, это же она тогда подавилась.
— Эмили, — киваю я, не понимая, что имеет в виду герцог.
— Вам должны были выделить еще четырех девушек! Где они?
Кулак прилетает на ни в чем неповинную скамью.
Честно сказать, выглядит сейчас Глен очень страшно. Какая-нибудь впечатлительная леди уже бы бежала без оглядки. Но я любуюсь его закипающей яростью. Сразу стало на душе от этого вида лучше. Правильно, и чего я сразу к нему не пошла? Надо было при первом же неподобающего ко мне отношения бежать к муженьку. Но он мне тогда доверия не внушал от слова совсем.
— Вы сказали мне не высовываться. Более того, я и сама пообещала, — тихонько приговариваю, отвечая на невысказанный вслух и повисший в воздухе вопрос о том, чего я так долго молчала.
— Дом, что вы мне выделили был весь в грязи и требовал уборки, служанка пришла только ближе к ночи, и даже ужина мне никто не принес, хотя я с прошлого вечера не ела ничего. Даже переодеться было не во что. Вот, смотрите, — показываю на себя рукой. — Откопали какой-то не первой свежести наряд, давно уже непригодный для носки.
Жалуюсь и ничуть этого не стыжусь. Недопонимание от первой встречи с герцогом наконец разрешилось, намерений меня обидеть и унизить у него явно не было, это все происки Фриды, которая себе уже на хороший приговор накопила, так что можно смело давить на совесть супружника. Столько боли и лишений я претерпела, не проронив и слова, ах…
Лицо Глена становиться все более угрюмей.
— Она была моей няней, — тихо говорит герцог. — Сын Фриды и ее супруг были верными рыцарями герцогства, они погибли в бою, защищая моего отца. Я верил, что должен ради их памяти позаботиться о ней. Поэтому я так полагался на нее в вопросах содержания дома и быта. Мне казалось, что Фриде я могу доверять, и она стала экономкой в поместье.
Глен качает головой и невесело смеется.