Беспощадная бойня Восточного фронта

Солнце опускалось, когда мы в полумраке подо­шли к большой деревне, которая раскинулась во­круг разрушенной церкви из красных кирпичей. Длинные ряды домов тянулись от холма к болоти­стой долине. Ручьи протекали около пастбищ. Эта деревня называлась Милеево, цель нашего марша. Здесь только что была отражена атака русских. Мы должны были взять следующие деревни, объеди­нить части, занимавшие позиции на юге и севере, и удерживать захваченные рубежи.

Уставшие после марша, мы завалились спать, выставив только небольшое охранение. Мы не зна­ли, что русские только этой ночью ушли с другого края деревни.

С утра начались боевые действия.

Наши подразделения продвигались вперед к ма­ленькой деревне Панов, расположенной на востоке от Милеево. Рано утром начался бой без предвари­тельной подготовки с огня тяжелой артиллерии40. Мы защищали наши фланги, продвигаясь вместе со своими противотанковыми орудиями.

Редкий огонь русской артиллерии накрывал де­ревню и предполье. Мы спрятались за домами. Шел редкий дождь, я играл с котенком, слушал дальние залпы орудий и стрекот пулеметов до тех пор, пока не поступил приказ к наступлению.

Чтобы не подвергать лошадей опасности, мы тащили орудие и четыре ящика снарядов на руках. Незаметно подошли к поляне и пересекли ручей. Вода налилась в наши сапоги. Дальше пришлось поднимать орудие в гору на руках.

Мы не успели преодолеть еще и половины хол­ма, как на нас обрушился минометный огонь, кото­рый заставил нас остановиться и залечь в яму сре­ди посевов. Мы слушали, как рвались снаряды и гранаты. Я рассматривал тонкие усики в колосках пшеницы, колеблющихся на солнце.

Наконец обстрел прекратился, и мы потащи­ли орудия дальше. Как только снова начиналась стрельба, мы искали укрытие среди лугов, потом снова вставали и продолжали свой путь. Так мы достигли предварительной цели. Белые сигнальные ракеты поднимались из леса. Это были наши под­разделения, готовые к наступлению.

Через несколько минут они устремились из ле­са. Приказ был выполнен. Русские открыли беспо­рядочный огонь из винтовок и побежали, а мы нача­ли стрелять по отступающему противнику.

Теперь надо было изменить дислокацию, и мы стали тянуть пушки вниз через болото, а потом сно­ва поднимать их на крутой склон. Колеса опуска­лись в жижу до осей, а мы, стоя по колено в воде, тянули орудия дальше.

Мы разрешали себе сделать только короткую передышку, а затем лезли с орудиями дальше в го­ру. В конце концов заняли позицию в 400 метрах от залегших русских.

Под нашим огнем они начали беспорядочное от­ступление. Мы с нашим тяжелым грузом не могли поспеть за ними и отстали, но продолжали стрельбу осколочными снарядами по убегающему противни­ку. Оставив боеприпасы на холме, потащили орудия дальше к Милеево.

Руки ослабли, колени подкашивались, но мы не имели возможности отдохнуть даже на минуту. Пу­леметный огонь преследовал нас, пули свистели во­круг, разрывая землю у наших ног. Первого номера из нашего расчета ранило в голову. Он ползал по земле, с лицом, искаженным от ужаса и боли. Вто­рого номера ранило передо мной. Мы поднимались среди трупов и бежали не оглядываясь. Поблизости упал еще один солдат. Он кричал, схватившись за бедро, и ползал по земле, пока не замер на месте. Четвертого солдата пуля ударила прямо в грудь. Он захрапел, упал и больше не двигался. Все это про­исходило рядом со мной и лишь машинально отра­жалось в моем сознании. Пули пробили полы моей шинели и голенище сапога. Русские повернули и стали приближаться к нам. Из последних сил мы продолжали тащить орудие, цепляясь за спицы ко­лес, в то время как кровь стучала в висках и неисто­во билось сердце. Мы даже не успели испугаться, продолжая тянуть свои пушки.

Тут привели наших лошадей с передками41. Мы закрепили лафеты оставшихся орудий на передки и в диком галопе помчались в деревню.

Там мы поставили две своих пушки на боевые позиции и, смертельно уставшие, опустились на траву. С трудом хватали воздух, пот высыхал на на­ших искаженных лицах, образуя соленые корки, ру­ки и ноги окончательно обессилели. Теперь в наших глазах уже застыл ужас. Вспыхивали и танцевали какие-то картины последних часов выхода из боя. Мы стали вспоминать имена погибших. Я пребывал где-то между сном и бодрствованием и все же ясно представлял себе все, от чего мне только чудом удалось остаться в живых.

Я не чувствовал от этого никакой радости, вся­кая воля к жизни потеряла свою силу, душа воспри­нимала происходящее чисто механически, и лишь где-то внутри оставался бледный снимок, словно воспроизведенный фотокамерой. Силы оставили меня.