Беспощадная истина

В течение одной недели, с 13 по 18 апреля, представление шло в гостинично-развлекательном комплексе MGM Grand. Я на сцене веселился от души. Выступал не только я один. У нас был еще джазовый певец и рок-группа. Они играли в начале представления, затем представляли меня, и все зрители буквально неистовствовали. Я начинал свой монолог, но у нас был еще пианист, и я мог выступать вместе с ним. Группа исполняла песню «Полночь в оазисе», но мы изменили слова на «Полночь у шлюхи Азис», и все вокруг танцевали. Я был парнем, ведущим представление, таким черным Уэйном Ньютоном[360]. Я рассказывал о печальном в своей жизни, но демонстрировал при этом, что мне все трын-трава. Это был Вегас, у меня была группа, и я устраивал феерию.

Представление получило прекрасные отзывы. Мы мечтали о том, что, возможно, мы могли бы отправиться с ним в тур по стране и даже попасть с ним на Бродвей. На следующий день после завершения представления мы с Кики полетели в Великобританию на одну из моих встреч с общественностью и прессой. Затем мы отправились в Польшу, поскольку у меня было соглашение о рекламе с компанией по производству энергетического напитка. Когда мы были в Польше, мне позвонил Спайк Ли. Один из его людей посмотрел мой моноспектакль, и он ему понравился. В этой связи Спайк позвонил продюсеру Джимми Недерландеру, и тот изъявил желание сделать постановку моноспектакля на Бродвее под руководством Спайка. К июню мы уже приступили к репетициям, и в августе спектакль в течение десяти дней шел на Бродвее.

Версия Спайка была намного мрачнее, чем наше представление в Лас-Вегасе. Спайк хотел, чтобы спектакль был полон сурового реализма, чтобы это поистине было представление одного исполнителя. По ходу моего повествования на большом экране позади меня демонстрировались слайды, звучали музыкальные проигрыши. Мне, на самом деле, больше нравилась постановка в Лас-Вегасе, но публика, похоже, оценила и вариант Спайка. Для нашего тура по стране, который состоялся в 2013 году, мы использовали спектакль в постановке Спайка.

Выход на сцену, где обнажаешь свою душу, во многом схож с выходом на боксерский ринг. Мне не терпелось выйти на сцену, но я и боялся этого до смерти. Я был похож на скаковую лошадь, готовую выскочить из стартовых ворот. Выходя на сцену, я полностью контролировал себя, но одновременно это было и не так. Я должен был сдерживать себя, чтобы не говорить слишком быстро. Я не был прирожденным рассказчиком, но я научился этому и полюбил это. Как почти во всем остальном в моей жизни, Кас и на этот спектакль тоже оказал большое влияние. Дело в том, что я унаследовал от Каса способность рассказывать разные истории. У меня это получалось не так хорошо, как у него, но такая способность у меня была, потому что Кас постоянно потчевал меня историями о классическом боксе, имевшими эпические масштабы, преданиями о различных приключениях и о предательстве.

Я всегда испытывал глубочайшее благоговение перед великими свершениями. Деньги для меня никогда не имели значения, но рассказы о великих свершениях всегда вдохновляли меня на великие дела. Для меня развлекать людей оказалось не так легко, как боксировать. Я ненавижу то, к чему меня принуждает актерская игра, но мне нравятся те чувства, которые я испытываю при этом. Я готов на что угодно, чтобы только развлечь кого-либо.

Я взялся за подготовку своего спектакля так же, как Кас учил меня относиться к боксу. Когда ты на сцене, ты должен отрешиться от своих чувств, эмоций и страстей. Ты должен быть бесстрастным, но делать это со всей страстью, на которую ты способен. Все мои проблемы в жизни возникали тогда, когда я был Майком Тайсоном и полагал, что я достоин разного дерьма: красивой женщины, шикарной машины, особняка. Вот тогда-то я и попадал в беду. Я всегда находился под грузом своих эмоций. И вскоре эмоции породили несбыточные мечты, галлюцинации, бред. Так я прожил всю свою жизнь с тех пор, как встретил Каса, – стараясь превзойти самого себя.

Но сохранять эту маску, когда настало время во время моноспектакля рассказывать про Эксодус, было невозможно. Я провел с Эксодус больше времени, чем с любым другим из моих детей. Я очень хорошо знал ее. Она была по-настоящему свободным человеком. Не прошло ни одного дня без того, чтобы я, давая волю чувствам, не плакал о своем ангеле. Во время представления я ношу наушники, и Кики, сидя за кулисами, делает мне какие-то подсказки, когда они мне бывают нужны. Когда наступает время рассказать про Эксодус, на большом экране появляется ее красивая фотография. Кики всегда говорит мне при этом: «Оглянись и посмотри на фотографию». Но я не могу этого сделать, потому что после этого я не смогу продолжить свой спектакль.