Беспощадная истина

Кас всем рассказывал, что молния ударила в него два раза и у него будет новый чемпион в тяжелом весе. Но мне тогда было всего тринадцать лет. Когда он впервые увидел меня, я еще не провел в своей жизни ни одного любительского боя.

Как он мог знать, что, когда он умрет, я стану таким парнем? Он никогда не видел воочию, чтобы я намеренно причинял кому-то вред. Он никогда не видел воочию, как с каждым разом растет на ринге моя уверенность в себе и чувство превосходства. Хотел бы я знать, что бы подумал о том, кем я стал. Он был жестким парнем. Он мог сказать о каком-нибудь боксере: «У этого парня кишка тонка. Оставь его там подыхать». Кас считал, что на ринге тебе следует умереть на щите, но ни в коем случае не сдаваться. Теперь, однако, я понимаю, что нет ничего важнее самой жизни. Ни кубок, ни чемпионский пояс, ни слава – ничто не сопоставимо с жизнью и людьми, которых ты любишь. Я привык быть первым в своей готовности с честью умереть на ринге. Но теперь с этим покончено. Это игра для простаков. И я был, очевидно, самым большим простаком, который когда-либо играл в нее.

Я знал, что являюсь чемпионом мира, еще до того, как завоевал чемпионский пояс. Он просто подтвердил этот факт. Но во мне жила еще другая сущность Майка Тайсона, с которой я никак не мог справиться. Я не мог понять, блин, что же это за чувак. Перед всеми представал такой классный парень, весь из себя суперчемпион, а кем я был на самом деле, так и оставалось скрыто от посторонних глаз. Можно было подумать, что я относился к числу наиболее разыскиваемых опасных преступников США. Инспекторы по надзору за условно осужденными желали иметь подробные отчеты о том, где я находился в каждый конкретный момент времени. Все по-настоящему боялись меня. Я был таким милым прелестным ребенком, но имел имидж злобного, жестокого существа. Это возбуждало и отравляло. Мне всегда хотелось показать людям, что никого и ничего не боюсь, и здесь я перегибал палку. Я считал, что должен быть крутым и злобным, поскольку Кас пестовал такой образ мышления. «Исключительный» было его любимым словом. Я был исключительным боксером.

Если бы Кас был сейчас рядом, он бы сказал: «Майк, тебе следует драться. Или ты спятил?» Но я ни минуты не жалею о том, как все сложилось. Все великие боксеры: Рэй Робинсон, Питер Джексон, Джо Ганс, Тони Канцонери[364] – все они умерли под забором или же на склоне лет работали вышибалой в какой-нибудь забытой богом гостинице. Они были настолько увлечены боксом, что никогда не думали о завершении своей спортивной карьеры. Но, как бы потом ни сложилось, это стоило того, чтобы быть чемпионом. Я был бы готов на любые испытания и любые унижения, лишь бы прожить всего один год как Майк Тайсон, как настоящий чемпион. В самом деле, черт побери!

Не хочу, чтобы все это прозвучало так, будто бы я совершенный отшельник. Я все-таки выхожу из дома и делаю какие-то дела за его пределами. Когда мы писали эту книгу, мы вместе с Ратсо[365], моим соавтором, пошли на четвертый поединок между Пакьяо[366] и Маркесом[367]. Посещение вместе со мной этого поединка являлось одним из лотов аукциона моего первого мероприятия по сбору средств в рамках фонда Mike Tyson Cares. Победителями были двое очень приятных молодых мексиканцев, которые сидели вместе со мной и Ратсо. Это было также первое после выборов появление на публике Митта Ромни[368]. Мы с Ратсо не поверили своим глазам, когда увидели, как он со своей женой спускался к своему месту на первых рядах.

– Эй, Митт, у нас сорок семь процентов! – прокричал я ему. На меня, должно быть, повлияло пребывание в одном доме с либеральной женщиной, которая смотрит кабельный телеканал MSNBC круглосуточно без выходных дней.

– Митт, ты немного опоздал с ухаживаниями за мексиканскими избирателями, – добавил я еще. Публика в зале состояла в основном из мексиканских поклонников Маркеса. Сам поединок был просто отличным. Это был один из тех вечеров, которые напоминают о том, каким может быть большой бокс.

Месяцем ранее мы с Кики и Ратсо пошли в гостинично-развлекательный комплекс MGM Grand на концерт Барбары Стрейзанд. Барбара мне всегда нравилась. В молодости я прочитал, что ее самолюбие могло бы затмить самолюбие Эла Джолсона[369]. Меня всегда привлекали люди с большим самолюбием, потому что Кас говорил, что люди могут стать лучше, думая о себе как об идеале. Они всегда будут стремиться быть таким идеалом. Я познакомился с Барбарой, когда она пришла ко мне в раздевалку после моего поединка с Ларри Холмсом. Она была как раз той, кого бы я и назвал «суперзвездой». Она очень душевная, и я говорю это не с расовой точки зрения. Она своим пением доставляет настоящее наслаждение. Таким, как она, завидуют и пытаются как-то задеть их, потому что невозможно выплеснуть столько энергии, выказать столько любви, заставить так откликнуться сердца других, как это может сделать Барбара.