Беспощадная психиатрия. Шокирующие методы лечения XIX века

«Среди первичных форм, — пишет Гризингер, — короткая стадия меланхолии более благоприятна, чем длительная; состояние смутной, беспредметной взволнованности, печальной или веселой, и общая спутанность сознания всегда более благоприятны, чем появление и сохранение навязчивых идей. Именно по этой причине мономания с возбуждением гораздо хуже поддается лечению, чем острая мания. При меланхолии появление галлюцинаций — определенно неблагоприятный признак; особенно если они связывают болезнь с внешними факторами, с другими людьми, с колдовством, и т. д.; они удивительно устойчивы и появляются в более поздний период деменции; когда, с другой стороны, пациент приписывает причину своего состояния чему-то внутри себя, например, воображаемой рвоте, он гораздо быстрее освобождается от своего бреда»[128].

Возможно такое развитие меланхолии, при котором усиление печали затронет интеллект. Об этом в 1866 г. писал преподаватель Лондонского университетского колледжа Уильям Санки (1813–1889)[129]. Если подавленность духа сохраняется долго, то это отразится на интеллекте — способности к суждению и оценке, воображении, аргументации, памяти. Путь меланхолии таков — от мрачных чувств к умственной деградации и бреду.

Генри Модсли в учебнике 1867 г., в разделе, посвященном разновидностям психических болезней, писал: «При общем обзоре симптомов этих разновидностей сразу видно, что они четко делятся на две группы: одна из них включает все те случаи, в которых чувства или аффективная сфера извращены, при этом характер чувств и ощущения от событий полностью изменены; другая группа включает те случаи, в которых преобладает расстройство сферы идей и интеллекта»[130].

Затем он описывает, как расстройство настроения влияет на другие аспекты психики: «Как следствие, когда извращается аффективная сфера, возникают болезненные ощущения и совершаются нездоровые поступки; все чувства пациента, образ переживания событий неестественны, мотивы действий беспорядочны; интеллект не способен контролировать болезненные проявления… Различные формы аффективного безумия должным образом не выявлены и не изучены, потому что они не вписываются в давно принятые системы, а то, что в реальности болезни интеллекта начинаются с нарушений аффективной сферы, часто упускается из виду»[131].

Модсли критикует более ранние представления о меланхолии, в соответствии с которыми интеллектуальные дисфункции первичны, а расстройство настроения вторично: «Необходимо остерегаться ошибочного предположения о том, что бред является причиной сильного чувства, болезненного или приятного… Может быть так, что в голове человека возникает идея, что он погиб, или что он должен совершить самоубийство, или что он убил кого-то и вот-вот будет повешен; сильное и бесформенное чувство глубокого страдания получает форму конкретной идеи — другими словами, превращается в определенный бред, находит свое выражение в нем. Бред не является причиной чувства грусти, но порождается и ускоряется им, как будто сознание насыщается чувством невыразимого горя»[132].

Рихард фон Крафт-Эбинг, один из самых значительных немецкоязычных психиатров конца XIX века, писал о меланхолии с бредом и галлюцинациями: «Давайте посмотрим на источники этих [симптомов]. Изначально это измененное самоощущение пациента, сознание глубокой униженности… упадок сил и потеря работоспособности при прогрессирующем нарушении сознания, объяснения которым пациент находит не в субъективном аспекте болезни, а в бредовых изменениях в отношениях с внешним миром, из которого мы привыкли получать стимулы для своих чувств, идей и амбиций. Это формирование бредовых идей в значительной степени поддерживается нарушением восприятия мира»[133].

Затем он приводит примеры того, как бред бедности, преследования, грозящего наказания может возникнуть «психологическим образом… из-за нарушений настроения»: «Таким образом, глубокая подавленность и сознание психического бессилия и физической неспособности работать приводят к формированию бредовой идеи о неспособности заработать на жизнь или идеи о бедности и голоде.

Психическая дизестезия[134], таким образом, порождает враждебное восприятие внешнего мира, предположения о подозрительных взглядах, презрительных жестах, оскорбительных словах окружающих людей, что в итоге приводит к бреду преследования. Прекордиальная тревога[135] и ожидание унижения вызывают бредовое убеждение в наличии реальной опасности… безвредное действие, которое не является преступлением… трансформируется в настоящее преступление»[136].