«Дался ей этот шалашный рай! — подумал Север раздраженно. — Наплевала в душу, поганка чертова! Вот уж воистину блядища! Ладно, мне с ней не жизнь коротать… Отработает, бабки в зубы — и отваливай… Светку только жалко, переживает она за сестренку. А чего, спрашивается, переживает? Сестренка счастлива своим блядством и отнюдь не мучается моральными угрызениями… И я не обязан наставлять на путь истинный всех встречных-поперечных проституток! Правда, Светке я говорил другое…»
Север вспомнил свою встречу со Светланой Куприяновой. Он отнюдь не запугивал ее, как Вована, он просто убедил девушку, что действует в интересах ее сестры, которую та действительно безумно любила. Север умудрился внушить Свете, будто Алая Роза, то есть Мила, сама бывшая проститутка, разработала программу психологической реабилитации подобных девиц и хочет попробовать ее на своей подруге Гелле — ярчайшем образчике убежденной, идейной, если можно так выразиться, проститутки. Светлана много слышала от сестры об Алой Розе, о ее причудах, непредсказуемых выходках, о ее загадочной, прямо-таки колдовской духовной сущности. И хотя Света не разделяла Галькиных восторгов относительно Милы, но была уверена: ТАКАЯ женщина способна на что угодно, в том числе и на безудержную благотворительность в отношении бывших товарок по ремеслу. Ведь Роза изобрела свой мистический, вызывающий совершенно запредельную похоть танец отнюдь не для стимуляции клиентов борделя, а чтобы облегчить работу проституткам, превратить ее для них из каторги в удовольствие. Светлана поверила Белову. И согласилась на все его предложения. Тем более терять ей было особенно нечего: в родной поликлинике зарплату не выплачивали уже полгода…
Глава 5
Мила Белова была нимфоманкой. Причем не обычной нимфоманкой, обуреваемой простым желанием трахаться. Дело обстояло намного хуже: Мила нуждалась в регулярных изнасилованиях двумя-тремя мужиками сразу. Причем мужики эти обязательно должны были быть какими-нибудь совершенно отпетыми мерзавцами, исчадиями зла. И они должны были именно насиловать Милу, то есть трахать ее грубо, почти садистски. Иначе мозг девушки, не получая необходимых ему импульсов, мог разрушить организм Милы жестокими приступами сексуальной жажды, при которых отнимались руки, ноги, терялась связная речь и вообще происходило нечто сходное с особо тяжелыми ломками у наркоманов. Но ломки оканчиваются смертью далеко не всегда, приступы же у Милы обязательно привели бы ее к гибели без соответствующей «сексотерапии». Это установил московский врач Павел Михайлович Кузовлев, близкий друг Севера, не раз спасавший его от смерти, да и сам обязанный Белову всем своим благополучием. Павел являлся единственным медицинским консультантом Милы, поскольку больше никому девушка не доверяла. А при ее болезни — в основе своей психической — доверие было главным условием, позволяющим работать с данной пациенткой…
Кузовлев же установил и причину, по которой нимфомания Милы протекала именно в такой форме и нуждалась именно в таких средствах «лечения». Причиной было то, что девушка, пережив когда-то жестокий психологический шок, связанный с изнасилованием, приобрела подсознательный комплекс самопожертвования. Отдаваясь сразу нескольким подонкам, Мила как бы принимала на себя их зло, избавляя от этого зла окружающий мир. Подобная бессознательная установка была у Милы очень глубокой и сильной, фактически перестроившей весь организм девушки. Справиться со столь мощной психофизиологической программой ее мозга возможным не представлялось: лекарства не помогали, а гипнозу Мила не поддавалась, так же как действию любых наркотиков. Последнее объяснялось особыми, паранормальными свойствами организма девушки.
Если б не эти сверхнормальные свойства, Мила, наверно, давно погибла бы от венерических болезней. Но болеть она не могла: никогда ничем не заражалась, инфекцию ее организм просто не принимал, точнее — уничтожал в зародыше. Однако никакие особые способности не могли избавить девушку от нимфомании. Мила не сразу узнала о причине своего страшного недуга, долгое время она не понимала, что заставляет ее раз за разом гореть постыдными, невыносимо отвратительными ей самой сексуальными желаниями и не иметь возможности обойтись без их удовлетворения. Но даже узнав первооснову болезни — свою глубинную подсознательную программу, — девушка была не в состоянии перепрограммировать себя. Ее нимфомания не подлежала сознательной коррекции.
Правда, когда Мила встретила своего будущего мужа, когда она и Север полюбили друг друга, болезнь Милы на время отступила. Возможно, она отступила бы совсем, но новый тяжелейший психологический шок, пережитый Милой, вернул все на круги своя…
Потом Север и Мила скитались по России, отбиваясь от преследования одной из крупнейших московских криминальных группировок. Север, стиснув зубы, прощал жене ее страшные измены, следя только, чтобы Милу не убили во время сеансов «сексотерапии». Они оба надеялись, что нимфомания со временем пройдет сама…