Беспощадная толерантность (сборник)

В течение недели пацаны отрывались по полной: пили все бухло подряд, курили, лизали и нюхали всю дурь, что могли найти, били морды всем, кто попадался под руку, и обеспечивали межпланетные половые контакты со всеми, на кого хватало сил. В последнем преуспели особенно, перепробовав все, о чем только может мечтать нормальный пацан: и худеньких, и толстеньких, и молоденьких, и стареньких, и по двое-трое, и по шестеро-семеро, и в воде, и в автобусе, и на крыше отелей, и посреди пешеходного перехода… Все было дозволено, абсолютно все.

«Наши законы и религиозные верования обязывают нас быть бесконечно толерантными к любым вашим потребностям и пожеланиям», – выучил наизусть Стасик и время от времени повторял, как скороговорку.

На восьмой день, когда ничего, кроме воды, в рот уже не лезло, а перетруженные болты невозможно было поднять и домкратом, пацаны слегка взгрустнули. Сидели молча в шикарном номере, размышляли о вечном. Кулак задумчиво бросал в дверку длинный узкий клинок – его когда-то научил этому кореш, прошедший спецназ. Бросал хорошо, Стасик аж загляделся. Клинок входил в дверь чуть ли не по самую рукоять. К сожалению, следов на двери не оставалось – все дырки затягивались сразу же после того, как Кулак вынимал нож.

– Пацаны, у меня идея одна есть, – сказал Длинный, приподнявшись на диване. Когда он так говорил, Стасик мгновенно чувствовал подъем сил – фантазия у Длинного была что надо.

– Так вот, пацаны, вы знаете, кто такой Зигмунд Телль?

Пацаны помотали головами.

– Деревенщина… Короче, жил такой крендель то ли в Италии, то ли в Польше… В Средние века, короче. Психотерапевтом работал. Он просек тему, что все траблы в голове из детства идут. И решил, значит, из детей своих нормальных пацанов сделать, четких и дерзких, чтоб по жизни не ссались от страха: ставил их в ряд, на голову каждому клал яблоко, а потом шмалял из лука. И сбивал яблоки – так, что у самих детей ни один волосок не задевался.

– Зачетный перец, – признался Стасик. Кулак посмотрел на свой нож.

– Ага, – сказал Длинный, – щас мы тебя, Кулак, и проверим, какой из тебя Зигмунд Телль получится… Зови коридорного. Вот только с яблоками у нас не очень. Ага, тут клубника со вчера осталась. Млин, вся в сливках… Ну ниче, сойдет.

Длинный достал из-под кровати коробочку с местным аналогом клубники – черной, сморщенной, но по вкусу – не отличишь от земной. Стал придирчиво выбирать отдельные ягоды. Потом взглянул на Кулака, тот неловко мялся у входа.

– Че стоим, кого ждем? – поинтересовался Длинный.

– Дык я это… А если ему по черепушке попаду? – недоуменно промямлил Кулак.

– Эх, тряпка, – укоризненно сказал Длинный и нажал кнопку вызова обслуги.

– Здравствуйте, меня зовут Ниди, чем я могу вам помочь? – донесся из динамика в стене сладкий голосок. Стасик вспомнил, как пищала вчера эта Ниди, когда он жарил ее на подоконнике, и на душе сразу полегчало.

– Скажи-ка нам, киска. Если мы в процессе удовлетворения наших потребностей в метании ножа причиним… э… некоторый вред сотруднику отеля… мы понесем какое-то наказание?

На секунду в динамике замолчали, затем все тот же голос ответил:

– Разумеется, никакого наказания вы не понесете. Вы вправе лишить жизни любого гражданина Геронии, если это входит в ваши желания или потребности. Исключения составляют граждане Геронии, имеющие отношение к административным, научным или творческим кругам, а также те, члены семьи которых уже лишались жизни насильственным образом в течение последних тридцати лет.

– Короче, чикса, – разозлился Длинный, – пришли сюда кого-нибудь, кто не принадлежит к этим… кругам. Кого можно шлепнуть, если че…

Какой-то незнакомый холодок пробежал по спине Стасика. Пробежал – и тут же исчез.

– Выпьем, что ли, для бодрости, – предложил он. Кулак с Длинным согласились, наполнили бокалы, через отвращение выпили. Вроде полегчало.

В номер вошел коридорный – улыбка до ушей, «чем могу помочь» прям-таки на лбу выгравировано.

– Здорово, крендель, – поприветствовал его Длинный, – становись-ка вот сюда. Хочешь для храбрости? – Он предложил геронийцу стакан с мутной фиолетовой жидкостью, которая в меню значилась как «бренди». Коридорный помотал головой и встал спиной к двери. Длинный положил на его макушку «клубничину», предварительно оттерев ее от сливок. Коридорный стоял неподвижно и все с тем же радостным видом – что твой верный пес, ждущий приказаний.

– Ну, – сказал Длинный, отходя от двери и любуясь композицией, – давай, Кулак, покажи этим терпилам, как у нас нормальные пацаны отдыхают…

Кулак сосредоточенно засопел. Оценил расстояние до цели, подкинул клинок, отвел руку назад и метнул.

Стасик зачем-то зажмурил глаза.

Сначала он услышал сочный хлюпающий звук, будто арбуз разрезают. Потом было несколько секунд тишины. А потом раздался спокойный, даже равнодушный голос Длинного:

– Пичалька…

Стасик разжал веки и посмотрел на дверь.