Беспощадные клятвы (ЛП)

Николай ничего не говорит, но я вижу, как напрягается его челюсть. Только Тео выглядит совершенно невозмутимым, и это почти заставляет меня любить его еще больше, потому что он не имеет такого большого мнения о том, что я делаю.

— Я сделаю это. — Краем глаза я вижу, как Финн вздрагивает, его рот открывается, чтобы что-то сказать, но я продолжаю говорить, прежде чем он успевает. — Мы можем договориться, когда я снова попытаюсь поговорить с Матвеем в конце этой недели. И я думаю, что со мной должна быть отправлена другая охрана. Не думаю, что Финн выдержит, если я снова увижусь с ним.

Я не переживу, если Финн снова увидит меня с ним. Я не вынесу его взгляда, осознания того, что ему больно знать, чем мы с Матвеем занимаемся. Финн мне тоже дорог, наша забота друг о друге не может идти рука об руку с тем, что я здесь делаю.

Плечи Финна напрягаются, челюсть сжимается, когда он резко встает и идет в конец комнаты. Я чувствую, как он зол, как он расстроен всем этим, но я не понимаю этого до конца до того момента, когда собрание заканчивается, решение принято, и он без лишних слов выходит из комнаты, сильно захлопнув за собой дверь. Я вижу взгляды, которыми обмениваются Николай и Тео, и понимаю, что чувствует Финн. Он винил себя в случившемся с того самого момента, как это произошло, и я только усилила это чувство. Но я не могла позволить ему снова пойти со мной. Я не могла попросить его снова остаться в стороне, если он вообще согласится.

Я не должна следовать за ним. Это ничем не поможет и ничего не исправит, но я словно не могу остановиться. Я чуть не опрокидываю стул, когда встаю, бормочу оправдания Николаю и Тео, пытаюсь догнать Финна, пока он удаляется от меня, не обращая внимания на боль в моем еще не зажившем теле. Он оказывается в лифте раньше, чем я успеваю его догнать, и я ругаюсь под нос, стискивая зубы, когда поворачиваюсь к лестнице. Если я подожду, пока лифт поднимется обратно, он уедет.

От одной мысли об этом, мысли о том, что он может уйти, что я могу попытаться написать или позвонить ему, чтобы поговорить после этого, а он может просто проигнорировать меня, что Финн, на которого я стала полагаться, не осознавая этого, может просто уйти, у меня сводит живот, и я спешу вниз по лестнице так быстро, что все во мне болит к тому времени, как я достигаю площадки. Даже так быстро, как я старалась, Финн все еще почти у двери, пока я добираюсь до нее.

— Финн — Я кричу ему вслед, и он останавливается, все еще стоя ко мне спиной. — Финн, пожалуйста, поговори со мной…

— О чем? — Он по-прежнему не смотрит на меня. — О чем тут говорить, Аша? Ты думаешь, я не знаю, что потерпел неудачу? Не только ты, но и Тео, мой босс? Думаешь, я не знаю, что заварил всю эту чертову кашу? — Его плечи трясутся от напряжения, и я вижу, как он сжимает кулаки по бокам. — А потом ты говоришь, что не хочешь, чтобы я был с тобой, когда ты вернешься. Ну, я вообще не хочу, чтобы ты возвращалась.

— Это не твой выбор… — Я вижу, как он вздрагивает, склоняя голову вперед.

— Я видел, что он с тобой сделал. Я не собираюсь стоять в стороне, пока ты позволяешь ему делать все это снова. Я не могу стоять в стороне, и меня убивает осознание того, что… — Он прерывается, каждый мускул напряжен, и мне хочется прикоснуться к нему. Я хочу утешить его, но не могу. Если я это сделаю, то буду знать, что последует дальше.

— Ты не понимаешь, Финн…

— Ты права! — Он почти кричит это, поворачиваясь ко мне лицом, и выражение его лица складывается в такие жесткие линии, что на это почти страшно смотреть. — Я не понимаю, Аша. Но как я могу понять? Ты никогда не рассказывала мне ни одной чертовой вещи о себе, которая бы хоть что-то значила. Ты никогда не рассказывала мне о себе ничего, что не было бы частью этой гребаной личности, которую ты придумала, чтобы спрятаться за ней. Ты даже никогда не говорила мне своего настоящего, блядь, имени. Но, опять же, ты так хорошо умеешь заставить мужчин поверить в то, что ты хочешь, не так ли? — Он бросает слова Николая мне в лицо с ядом, от которого на глаза наворачиваются горячие слезы, а боль пронзает меня насквозь.

— Финн, я…

— Не беспокойся. Я уже знаю. Ты собиралась когда-нибудь сказать мне, Фелисити? Или ты собиралась держать это при себе, как делала с каждым другим мужчиной, которому позволяла кончать на себя в этом гребаном клубе?

Я чувствую, как мое лицо пылает красным, гнев и боль вспыхивают в равной степени, когда я смотрю на него, приоткрыв рот.

— Ты искал меня? Ты искал мое имя? Я готова была простить возможность того, что ты последовал за мной домой в ту первую ночь, но это…

— Я работал с тобой! На чертовски опасной работе, а ты даже не смогла оказать мне любезность, сказав, с кем я работаю, скрывая свое настоящее чертово имя…

— Ты не спрашивал! — Кричу я, следуя за ним, когда он с отвращением отворачивается от меня и направляется к дверям. — Ты никогда не спрашивал…

— А ты бы мне сказала? — Финн огрызается, все еще удаляясь от меня, и едва поворачивается, чтобы бросить слова обратно в меня. — Не думаю, что сказала бы.