Беспощадные клятвы (ЛП)

Я открываю дверь еще до того, как она полностью останавливается, и спотыкаюсь о ноги, пытаясь добраться до фургона. Один из охранников встает передо мной, преграждая мне путь, и я открываю рот, чтобы сказать ему, что именно он может с собой сделать, пока он не бросает на меня усталый взгляд.

— Просто дайте нам немного места, мисс, — говорит он. — Мы занесем его в дом, и тогда вы сможете его увидеть.

Как бы я ни понимала, что он прав, мне трудно отступить, трудно смотреть, как Финна заносят в хижину. Все это кажется слишком знакомым, воспоминания, о которых я не могу думать, нахлынули на меня. Я прижимаю руку ко рту, чтобы последовать за ними внутрь, как вдруг дверь захлопывается, и мужчина, который, как я думаю, должен быть доктором, выходит из машины, следуя за всеми нами в хижину.

Это похоже на дурной сон. Спальня находится наверху — что-то вроде большого чердака, выходящего на основной этаж хижины, и именно туда они забирают Финна, укладывая его на кровать, застеленную одеялами. Он не шевелится, и я вижу ожоги на одной стороне его лица, а его тело так обмякло, что трудно поверить, что он жив.

— Ты его…

Голос мужчины, который, как я предполагаю, является врачом, пугает меня, и я чуть не выпрыгиваю из кожи, поворачиваясь к нему лицом.

— Друг, — успеваю сказать я, и моя грудь сжимается. Я даже не уверена, что именно им и являюсь для Финна сейчас, после нашей ссоры. — Я позабочусь о нем, пока мы здесь.

— Хорошо. — Доктор не спорит, просто быстро соглашается. Он проходит мимо меня, поднимается по лестнице, а я замираю, в ужасе от того, что он найдет и что скажет. Боюсь, что это хуже, чем даже то, о чем я думаю в данный момент.

К тому времени, как он закончит осмотр Финна, ответ будет таков: большинство повреждений, к счастью, поверхностные. Как только он придет в сознание, мне сказали, что его нужно держать в сознании как можно дольше, чтобы следить за признаками сотрясения мозга и держать раны чистыми и перевязанными.

— Возможно, у него поврежден слух, — говорит мне доктор, собирая вещи, оставляя обезболивающие препараты и предметы, необходимые мне для ухода за Финном. — Следите за этим. Если что-то изменится, если он не проснется в ближайшие сорок восемь часов или около того, если у него начнется высокая температура, если вы увидите признаки внутреннего кровотечения, позвоните мне. Я буду здесь, как только смогу.

И с этим я осталась наедине с Финном.

Точнее, не наедине. Здесь полно охраны, и у Николая, и у Тео, но они дают нам с Финном пространство, рассредоточившись внизу и снаружи. Я опускаюсь на край кровати, смотрю на покрытое синяками и грязью лицо Финна, и у меня болит сердце.

— Финн? — Я протягиваю руку, осторожно касаясь его руки, вспоминая наш утренний разговор в его квартире, как он делал то же самое, успокаивая меня. Кажется, что с тех пор прошло так много времени, как будто это утро было несколько недель назад, и слезы наполняют мои глаза, затуманивая зрение, когда я смотрю на него. — Ты меня слышишь?

Ничего — никакого ответа. Единственный признак того, что он вообще жив, это медленное, неглубокое вздымание и опускание его груди, и я тяжело сглатываю, встаю, чтобы пойти в прилегающую ванную и взять мочалку, чтобы вытереть ему лицо.

Аккуратно, избегая порезов и синяков, я счищаю грязь и копоть. Часть меня рада, что он без сознания, так что ему не больно, и в то же время мне хочется, чтобы он очнулся, чтобы я могла быть уверена, что с ним все будет в порядке. Интересно, это то, что он делал со мной, приводя меня в порядок после того, что случилось с Матвеем, сидя рядом со мной, пока я была без сознания?

— Я рада, что могу позаботиться и о тебе, — мягко говорю я, вытирая его. Доктор снял с него рубашку, оставив только джинсы, и мне приходится заставлять себя не задерживаться на рельефной поверхности его живота и гладкой, покрытой мускулами груди, а пальцы так и норовят прочертить узоры по его коже. Все, о чем я могу думать, это то, что он чуть не умер, и я задаюсь вопросом, не это ли он почувствовал, когда увидел меня в комнате у Матвея. Я могу простить ему то, как он был зол на меня раньше, если он чувствовал именно это. — Просто проснись, — шепчу я, откладывая мочалку и глядя на него сверху вниз. — А потом…

Что потом? Я заползаю в постель рядом с ним, стараясь сохранить между нами достаточное пространство, чтобы не причинить ему боль. Что из этого может выйти? Я не могу отрицать, что у меня есть к нему чувства, и я знаю, что он чувствует ко мне. Это было очевидно уже некоторое время назад. Но какое это имеет значение?

Финн живет опасной жизнью. Я слишком хорошо знаю, что такая жизнь может отнять у нас обоих. Я вижу доказательства этого прямо перед собой, прямо сейчас. Я не могу снова потерять того, кого люблю.

Единственный выход, который я вижу, это, как только Финн достаточно поправится, уехать из Чикаго, как я и планировала. Оставить все это, включая его, позади.

Как бы больно мне ни было, потерять его будет гораздо больнее.

***