Беспощадный дикарь (СИ)

Это своего рода защита, которую я должен был обеспечить своей младшей сестре, но у меня не было такого шанса, потому что жизнь, которую должен иметь, была украдена.

Я паркую свой Harleyв гараже на первом этаже переоборудованного склада, рядом со своим матово-черным Changer. Нижний этаж служит рабочим местом, когда мне нужно очистить голову, погрузившись в смазку, металл или любые другие вещи, которые попадаются под руку. Заглушив двигатель, я на секунду замираю, положив руку на единственную царапину, которую так и не смог заставить себя зачистить от хрома.

После того, как наши активы были разделены и распроданы, выследить мотоцикл моего отца было адом, но мне удалось это сделать прямо перед тем, как исполнилось восемнадцать в прошлом году. Дюпоны выделили мне трастовый фонд, чтобы возместить все, что я потерял после смерти семьи. Для них это была капля в море. Деньги помогли, но важнее всего мотоцикл.

Помню тот день, когда я случайно поцарапал сверкающий металл, вскоре после того, как отец начал пускать в гараж, чтобы научить меня работать с механикой. Он не сердился. Я провожу большим пальцем по старому дефекту, и в памяти всплывает его лицо, черты которого размыты временем. По крайней мере, я все еще слышу его звонкий смех.

Управляя мотоциклом, я все еще чувствую себя рядом с ним, сохраняя воспоминания о том, как мы вместе работали над ним. Это единственная частичка его жизни, которая у меня осталась.

Резко выдохнув, бросаю свечи зажигания, которые украл, на верстак в углу и направляюсь наверх, в однокомнатную квартиру, снимаю кожаную куртку и бросаю ключи от мотоцикла на стойку промышленной кухни и скидываю футболку, чтобы вытереть пот с моей татуированной груди. Летом здесь всегда жарко без кондиционера.

Внутри не так много, достаточно, чтобы мне было комфортно, вместе со всякими мелочами, которые я соорудил сам — из дерева и стали, которые использовал для изготовления журнального столика, и палитровой платформы, на которой стоит кровать в углу. Я всегда хорошо владел своими руками, и эта возня опустошает мой разум, когда не могу уснуть.

Это старая привычка, от которой я не мог отказаться после стольких лет привыкания к отсутствию многого в приемной семье. Дюпоны потакали мне, разрешая строить вещи из найденных материалов. Они называли это искусством, но половину времени я подбирал обрезки стали на свалке.

Я прохожу мимо кожаного дивана в центре комнаты и прислоняю руку к большому оконному стеклу. Район судоходства — практически пустырь по сравнению с оживленным сердцем Риджвью, он находится далеко от жилых районов города.

Это место идеально, снаружи оно кажется чертовски тенистым, и позволяет мне приходить и уходить, не беспокоясь о том, что за мной будут следить соседи. К тому же, это приятное отдохновение от шепотков, которые преследуют меня повсюду в городе. Мышцы на моей челюсти подпрыгивают, когда я закрываю дверь.

Фамилия Уайлдер стала проклятием. Я — черная тень, которой боится весь город, обо мне шепчутся, все помнят, что Уайлдер означает плохие новости.

Когда кто-то видит меня — вылитый образ моих родителей, — в ход идет та же ложь, что рассказывали о моем отце в дни после аварии. Люди называли папу проблемным, безрассудным, склонным к самоубийству пьяницей, который представлял опасность для себя и других. Но это неправда. Ничего подобного. Мои родители были убиты, и влиятельные люди в этом городе скрывали это.

Секреты, ложь, предательство, месть… этот город запятнан кровью.

Но я уже не тот сломленный, наивный ребенок, который покинул этот город. Теперь у меня есть зубы, и я кусаюсь достаточно сильно, чтобы заставить своих врагов истекать кровью.

Лэндри как будто спустили курок, и я собираюсь это доказать. И я заставлю их заплатить.

Слишком напряженный, чтобы сосредоточиться на чем-либо, переодеваюсь в джинсы и направляюсь в тренировочную зону, которую собрал в другом конце квартиры. Толкать свое тело до тех пор, пока оно не будет готово сломаться от ударов по мешку, — это единственный способ отключить свой мозг, прежде чем постоянно кипящая ярость закипит.

Я теряю счет времени, осознавая лишь ноющий протест в мышцах, капли пота, стекающие с моего тела, и ритм моего дыхания, когда мои кулаки бьют по боксерской груше.

Только когда входящий звонок в третий раз обрывает плейлист с музыкой гнева, я, наконец, останавливаюсь, чернильная грудь вздымается, когда ловлю мешок во время обратного удара, чтобы придать ему устойчивость. Смахнув с лица влажные волосы, я поднимаю телефон и качаю головой, принимая вызов.

— Кольт, я занят.

— Не так я учил тебя разговаривать со старшим братом. — В его тоне сквозит веселье. Всегда шутник. — Ты превратился в такое маленькое дерьмо с тех пор, как покинул Торн-Пойнт.

— Я всегда был таким. — Вытираю пот с лица полотенцем, накидываю его на шею и иду на кухню за водой. — Но ты уже знал это.