Беспощадный рай (ЛП)

— Мы уже говорили об этом. Я никуда не уйду, пока ты не скажешь мне, почему ты мне лжешь. — Он прищуривается. — И что ты имела в виду, когда сказала: «Я все поняла». А также, что ты имела в виду, бросив Деклану, что ты умнее, чем я думаю.

— Именно так.

Когда я больше ничего не добавляю, он встает. Смотрит на меня из-под полуопущенных век и медленно расстегивает пиджак.

Я помню слова Киллиана, что он надерет мою задницу, если я снова солгу ему, поэтому мое сердце разрывается в панике.

— Не смей, — шепчу я, вжимаясь в стену.

— Что такое, маленькая воришка? Ты выглядишь испуганной. Что, по-твоему, я собираюсь делать?

Он издевается надо мной, сукин сын. Неторопливо шагает к кровати с хитрой ухмылкой, как будто все время в мире принадлежит ему.

Гнев разжигает во мне огонь.

Я вскакиваю на матрасе, сбрасываю простыни и кричу:

— Убирайся к черту из моего дома, высокомерный ублюдок!

Легкая улыбка на его лице превращается в опасный оскал.

— А вот и моя дьяволица, — хриплым голосом бормочет он, продолжая приближаться. — Я задавался вопросом, сколько времени потребуется, чтобы кошечка выпустила коготки.

Он срывает с себя пиджак и бросает его на пол.

И кидается на меня.

Я вскрикиваю и отскакиваю в сторону, но он слишком быстр, поэтому с легкостью ловит меня, хватая в стальные тиски своих рук, и опускает нас на матрас.

Приземлившись на меня сверху, Киллиан закидывает мои руки за голову и наваливается на меня всем своим весом, поймав в ловушку.

Я не пытаюсь сопротивляться. Я, наверняка, просто вывихну что-нибудь, но это все равно не сработает. Киллиан слишком силен, чтобы я могла убежать. Поэтому я просто лежу под ним, тяжело дыша и глядя в его самодовольное, красивое лицо.

Смотря на меня сверху вниз, он говорит:

— Ты, безусловно, самая великолепная чертова женщина, которую я когда-либо видел в своей жизни.

— А ты, безусловно, худший лжец, которого я когда-либо встречала. Ты заслужил награду «Самый большой говнюк на свете».

— Какая злючка, — выдыхает он, облизывая губы.

Дерьмо. Я его возбуждаю. Но что еще хуже, его запах у меня в носу, а его твердое тело вжимается в меня, напоминая, как хорошо было ощущать его определенную часть внутри себя.

— Что я такого сделал, что навлек на себя твой гнев? Разумеется, не будем брать во внимание то, что я выполнил твою просьбу оставить тебя в покое.

— Ох, да только посмотрите, он снова заговорил, как словарь!

Киллиан прижимается губами к моему уху.

— Ты бы предпочла, чтобы я сказал, как сильно хочу засунуть свой член глубоко в твою сладкую киску и трахать тебя до тех пор, пока ты не забудешь, как сильно ненавидишь меня?

Я рычу на него сквозь стиснутые зубы, но это только заставляет его улыбаться.

— Не похоже. Наверное, не стоит рассказывать тебе, каким адом была для меня прошедшая неделя? — Он снова хихикает, дыша в мою шею. — Или, может, хочешь. А может, и так знаешь. Может, тебе будет интересно узнать, что я не могу есть. Или спать. Или делать что угодно... могу только думать о тебе. — Его голос падает до шепота. — Скажи, что ты тоже скучала.

— Мне очень жаль, что это все тебя не убило.

— Скажи мне, что думала обо мне.

— Думала. И это напомнило мне вынести мусор.

Он смеется. Это глубокий, удовлетворенный, мужской смех, от которого мне хочется выколоть ему глаза.

— Уговорила, воришка. А теперь поясни, что ты имела в виду, когда сказала по телефону, что все поняла?

Я поворачиваю голову, отказываясь на него смотреть.

Когда он нежно целует чувствительное местечко под мочкой моего уха, я закрываю глаза.

— Это не сработает.

— Тогда мне придется постараться получше, — бормочет он.

Затем медленно скользит губами вниз по моей шее, проводя кончиком языка по коже так легко, как это только возможно.

Я пытаюсь подавить дрожь в своем теле.

— Нет? Хм. Как насчет этого?

И он начинает нежно ласкать мое горло, отчего меня пронзает вспышка удовольствия, но я лежу неподвижно и молчу, ненавидя чувства, которые он во мне вызывает, хотя желаю, чтобы он катился к черту.

Напротив моего таза пульсирует его эрекция. Киллиан прижимается своими бедрами, нежно посасывая мочку моего уха. Мне приходится прикусить губу, чтобы не произнести ни звука.

Когда он спускается от моего горла к груди и прижимается носом к моему соску, я не могу сдержать вздоха — он срывается с моих губ.

— У тебя такие твердые соски, воришка.

— Здесь холодно.

— Скажи мне правду, и я расскажу свою.

Киллиан с нежностью целует мой сосок, затем через ткань втягивает его во влажный жар своего рта. Я не велю ему остановиться, потому что мне слишком хорошо, но еще и потому, что эмоции в моем горле заставляют меня молчать.

Он меня использует. Я это знаю, но поступаю как последняя дура, потому происходящее кажется искренним.

Когда я прерывисто вздыхаю, Киллиан поднимает голову. Его руки достаточно большие, поэтому он без труда хватает меня за запястья одной рукой и вжимает в матрас, а другой берет за подбородок и поворачивает мое лицо к себе.

— Открой глаза.

— Нет.

Тогда он очень нежно меня целует.

— Детка, открой глаза.