— Если ты еще раз назовешь меня деткой, — шиплю я, — я сделаю своей целью жизни уничтожить тебя.
Могу сказать, что он изучает мое лицо, но отказываюсь смотреть на него. Затем одним быстрым, удивительным движением он перекатывается на спину и тянет меня с собой.
Киллиан обнимает мой затылок и прижимает к себе. Мы лежим грудь к груди, живот к животу, бедра на бедрах, наши тела выровнены. Я знаю, что он не отпустит меня, поэтому просто утыкаюсь лицом в его шею, изо всех сил пытаясь выровнять дыхание.
Он тяжело вздыхает.
— Что бы ты ни думала, что бы ни «поняла», ты ошибаешься.
— Разумеется. Как скажешь.
— Проверишь свою теорию?
— Я не собираюсь ничего проверять.
Он стискивает меня в объятиях, прижимается поцелуем к моим волосам, затем снова выдыхает.
— Хорошо.
Не представляю, что на это ответить. Я лежу молча, гадая над его новой тактикой и ненавидя себя за то, что мне нравится столько удобный «матрас».
— Для протокола, — мягко говорит Киллиан, — я думаю, что когда-нибудь ты станешь потрясающей матерью.
Я подавляю рыдание и ударяю кулаком в его большую, глупую грудь.
— Строгой, но удивительной.
— Прекрати болтать. Пожалуйста, прекрати болтать. Мое сердце больше не выдержит этого.
Киллиан еще раз стискивает меня и милосердно затыкается.
Его пальцы медленно кружат по моей спине, пока мне вновь не удается свободно дышать. Под моим ухом его сердце бьется медленным, ровным стуком.
— То, что ты делаешь, неправильно, — шепчу я. — Я человек, а не бумажная салфетка.
Его рука на моей спине замирает.
— Я знаю, что ты не бумажная салфетка. Что, черт возьми, это вообще значит?
— Это значит, что у меня есть чувства. Я не… — Я подавляю рыдание. – Мною нельзя попользоваться и выбросить.
Его тело застывает на несколько секунд. Кроме его сердца, которое начинает бешено колотиться, когда остальная часть его тела неподвижна.
Затем Киллиан перекатывает меня на спину, приподнимается на локте и берет мое лицо в колыбель своих ладоней. Его глаза пылают от эмоций. Его голос настойчив и суров.
— Клянусь, я не использую тебя. Что могло заставить тебя так подумать?
Боже мой. Этот мужчина — искусный лжец. О, вспомнила: он как-то упоминал, что актерское мастерство пришло к нему после прихода в преступный мир.
За такой спектакль он должен быть удостоен «Оскара».
Когда я не отвечаю, Киллиан говорит:
— Все мои поступки и каждое сказанное мною слово были искренними.
Я стону, закрывая глаза.
Он крепче сжимает мое лицо и наклоняется ближе к моему уху.
— Каждое гребаное слово, Джули. Блядь, что ты навыдумывала?
— Просто уходи, — несчастно шепчу я. — Пожалуйста, попытайся найти в себе хоть каплю порядочности и оставь меня в покое. Навсегда.
Он тяжело дышит, держа мое лицо так, словно никогда не отпустит его.
— Я никуда не уйду, пока ты не скажешь мне, что, черт возьми, все это значит.
— Нет! Убирайся!
— Посмотри на меня.
— Нет.
— Прекрати прятаться! — кричит он.
Вот и все. Вся моя скорбная жалость к себе испаряется, как по щелчку пальцев, мгновенно сменяясь термоядерной яростью.
Я открываю глаза и позволяю ему увидеть каждую унцию моей ярости.
Но почему-то мой голос остается ледянящим, пугающе-спокойным.
— Это ты прячешься, Киллиан Блэк. Лиам Блэк. Кем бы ты ни был. Это у тебя есть секреты. Тайные намерения здесь только у тебя.
— Какие намерения? — сердито спрашивает он. — О чем ты говоришь?
Меня настолько расстраивает этот фарс, что я выплескиваю накопившееся наружу, крича ему прямо в лицо:
— Я знаю, что ты сотрудничаешь с ФБР, так что можешь прекратить это дерьмо, ясно?
Киллиан моргает. Его брови сходятся. Склонив голову набок, Киллиан смотрит на меня в искреннем замешательстве.
— Ты думаешь, я агент по борьбе с наркотиками?
— Нет! Полицейский осведомитель! Ты заключил сделку, чтобы не попасть в тюрьму, и теперь ты на жалованье у копов!
После секундного изумленного молчания он начинает ржать.
Киллиан скатывается с меня и заваливается на спину, от души смеясь в потолок, держась за живот, как будто я только что рассказала ему самую смешную шутку в мире.
Я спрыгиваю с кровати и таращусь на него, скрестив руки на груди.
— Признай это. Ты используешь меня, чтобы добраться до моего отца.
Киллиан смеется еще громче. Его лицо краснеет.
Я подхожу к гардеробу, хватаю ближайшую туфлю, затем возвращаюсь в спальню и бросаю ее в него. Туфля попадает в его бедро. Киллиан игнорирует это. Он слишком занят смехом.
Мне приходится кричать, чтобы убедиться, что он слышит меня сквозь весь этот шум.
— Продолжай в том же духе, и я использую твою огромную голову для стрельбы по мишеням, придурок!
Наконец Киллиан берет себя в руки, вздыхает от удовольствия и вытирает глаза. Затем встает с кровати, поднимает с пола пиджак и набрасывает его на широкие плечи.
Тепло улыбнувшись мне, он говорит:
— Спасибо тебе. Я уже давно так не смеялся... — Он замолкает, размышляя. — Вообще-то, никогда.
Затем подходит ко мне и целует в лоб. Согнув палец под моим подбородком, Киллиан приподнимает мою голову и смотрит в мои сердитые глаза. Его же взгляд нежный и теплый.