Беспредел

— Ты старомоден. Вокруг продают быстрее, чем ты адаптируешься. И я старомоден, ты недавно сказал, что я доверчив. Верно. Во мне доверие выше подозрительности. Человек с возрастом приобретает болезни и другие недостатки. Он чувствует себя молодым, но это обман, необходимо помнить, сколько тебе лет. И как бы ты себя ни ощущал, ты соответствуешь своему возрасту. Ночью, надеюсь, ничего не произойдет, отложим все решения на завтра.

— А если авторитеты решат...

— Они не глупее нас с тобой. Услышав о сборе группы захвата, они затаятся. Лоб в лоб бодаться с настоящими операми никто не захочет. Ну, давай! — Гуров обнял друга, тряхнул его. — Я отпускаю ребят. А завтра соберемся пораньше, часиков в восемь. Да, кстати... Я был в кадрах, сослался на тебя. Давным-давно Зотов что-то ляпнул, тогда от КГБ, в Особом, был у нас как раз Костылев. Все ясно?

Гуров вышел в приемную, чмокнул Верочку в щечку, ушел к себе.

— Я думал, ты смотался за кордон! — заявил Станислав, улыбаясь, но осматривая друга цепким взглядом.

— Хотел, тормознули пограничники, — ответил Гуров и, почувствовав в глазах друга вопрос, отвернулся. — На сегодня все отменяется. Все, что вы слышали в кабинете шефа, вы никогда не слышали. В МУРе группа сегодня не собиралась. Желающие выпить, прошу ко мне. Мадам умотала на два дня.

Нестеренко и Котов отказались сразу, понимая, что они для такого междусобойчика недостаточно с Гуровым близки.

— Оставь машину, я тебя подброшу, утром за тобой заеду, — сказал Станислав.

— Хорошо. Вот черт, совсем забыл, мы завтра собираемся в восемь. Не забудь позвонить Валентину и Гришке.

Развалившись в “Мерседесе” друга, Гуров снова закурил.

— Ты ему сказал, что он ошибся? — спросил Станислав.

— Ничего я ему не говорил, — Гуров включил кондиционер.

— И мне не скажешь?

— Нечего, а то бы обязательно.

— Ты мне друг?

— Спрашиваешь!

— Так какого черта я тебя везу?

— Хочешь выпить, как сегодня выражаются, на халяву.

— Ненавижу это слово.

— Я тоже.

— Так зачем говоришь? — Крячко выругался, вытер губы платком. — Извините, вы не любите русского языка. И пить я у тебя не буду.

— Правильно. Мне нальешь, закусишь, там со вчерашнего вечера осталось. Артисты гуляли, они народ богатый.

— Это ты мне говоришь? — Крячко было обидно, что Гуров молчит о разговоре с Петром. Они друзья уже третий десяток лет, и Станислав считал, несмотря на разницу в служебном положении, они все трое равны.

— Ты знаешь, почему я молчу? — неожиданно спросил Гуров. — Я люблю тебя, парень. А существуют вещи, которых лучше не знать.

— Не подлизывайся, зайду, выпью, — Станислав припарковался у подъезда Гурова. — А эта семерочка нас второй раз обгоняет, — Крячко указал на уходящие к Никитским воротам “Жигули”.

— В третий, — поправил Гуров. — Они меня третий день “водят”. Наружка ФСБ. Хлопотная у них служба, никогда не знаешь, кто свой, а кто чужой.

Глава шестая

— Да не включай ты свою секретку, она от дураков, — сказал Сыч, выйдя из машины, глядя, как Чума запирает машину.

Илес Татаев, чеченец, упрямо возился с замком, приговаривая:

— Как вы, русские, говорите, подальше положишь, поближе возьмешь.

Два авторитета, русский Иван Тещин, по кличке Сыч, и чеченец Илес Татаев, кличка Чума, вошли в ресторан “Фиалка”, который официально принадлежал Семену Фролову, а фактически переходил из рук одной преступной группировки в руки другой, и только последние два месяца работал без стрельбы, так как Сыч и Чума договорились о замирении.

— Пусть на ноги станет, надо нам хоть одно спокойное место иметь, — сказал при заключении перемирия Сыч.

И Чума с ним согласился:

— Согласен. Баран должен шерстью обрасти.

Когда у него из-под кожи ребра торчат, ни шубы, ни шашлыков.

Сейчас два авторитета вошли, спокойно, без охраны и оружия, сели за столик, как обыкновенные граждане. Хозяин знал о перемирии, обновил мебель, нанял хорошего повара, но, увидев гостей, все-таки врезал официантке по заднице.

— Шевелись, люди пришли голодные. Народа было половина ресторана, но то были не люди, лишь посетители, хотя и с ними обращались достаточно вежливо.

— Ты повтори, Илес, я не очень понял. Какая история с послом и зачем нам она? — спросил Сыч.

— Три русских бойца захватили семью посла Азербайджана в Англии и не могут получить за нее выкуп. Вы, русские, хорошо сражаетесь, но плохо торгуете. Думаете, захватил, попросил деньги, получил, пей водку.

— Я ничего не думаю. Чума, людей в жизни не захватывал. Бог миловал, — Сыч наполнил рюмки.

— Деньги захватывал, наркоту отнимал, золото брал, — Чума поднял рюмку, поклонился и выпил.

Он уже десять лет жил в Москве, обрусел, забыл кавказские тосты.

— Ты все брал, — продолжал Чума. — Но самый дорогой товар — это человек.

— Извини, Илес, это ваши дела, — ответил Сыч. Русский лукавил, он прекрасно знал ситуацию, знал, что названа сумма в три миллиона, но не хотел лезть вдело, считая его слишком опасным.