Беспредел

Главное теперь было - не попасться на глаза матери. Ромка примерно знал, на каких рынках бывает мать, и постарался облюбовать тот рынок, на котором матери быть не должно. По определению, как принято говорить среди взрослых.

Проволоку - материны кандалы - он с себя не снимал; во-первых, она была слишком толстая, ее не одолеть, а, во-вторых, он видел, как округляются, делаются жалостливыми при виде проволоки глаза взрослых, как тянутся их руки за деньгами, чтобы подать маленькому зверенышу полтинник или рубль либо сунуть кусок хлеба с колбасой.

Никогда еще у Ромки жизнь не была такой сытной. И никогда он еще не испытывал к себе такой секущей жалости, как в эти дни, - в нем словно бы что-то растаяло, растеклось по телу теплом и ядом одновременно... А вообще у Ромки бывали моменты, когда он даже был счастлив. Может быть, впервые в жизни.

О том, что будет завтра, Ромка не думал. Во-первых, не дорос еще Ромке было всего пять с половиной лет, а во-вторых, просто не хотелось. Тепло, сытно, мухи с комарами не кусают - и ладно! Хор-рошо!

Спал он в картонном ящике из-под большого японского телевизора.

Иногда на рынок совершали набеги местные "чесальщики" - ватаги подростков, валом шли по прилавкам, под прилавками, хватали что ни попадя, и тогда Ромка прятался - он опасался этих ребят не меньше, чем своей матери.

Они могли и проволоку закрутить у него на шее, и шилом ткнуть в бок, и уши отрезать - что им в голову взбредет, то они и сделают. Во всяком случае он слышал о них много худого.

Но пока - тьфу-тьфу-тьфу! - проносило.

Так прошло две недели.

Через две недели он проснулся рано утром, отогнул картонный клапан у ящика, выглянул наружу - рядом парень стоит, с интересом смотрит на него. Одет в потертые модные джинсы, скроенные в виде галифе, в шелковую рубашку, обут в кроссовки. На вид лет двенадцать. А может, четырнадцать. Парень поманил Ромку пальцем:

- Ну-ка, поди сюда, малый!

Ромка подтянул штаны, сползшие во сне едва ли не на самые щиколотки и послушно вылез из ящика. Парень с интересом осмотрел Ромку:

- Интересный экземпляр!

- Чего-о?

- Да нравишься ты мне, говорю.

- Что я, жареная курица, чтобы нравиться?

Паренек положил руку на Ромкино плечо:

- Пошли со мной!

- Куда?

- Будешь моим рабом.

Что такое раб, Ромка не знал и даже никогда не слышал, но предложение показалось ему интересным, и он согласился:

- Пошли!

Так Ромка Сухарьков стал рабом.

Витек Кононов - так звали паренька-рабовладельца, и лет от роду ему было двенадцать, - Ромку угадал, он вообще имел глаз-ватерпас, сделался его хозяином. У Витька имелось обустроенное место в подвале. Подвал - это хорошо: летом прохладно, зимой тепло. О зиме Ромка пока еще не думал, но думать ведь придется обязательно.

Раньше Ромка занят был лишь тем, чтобы добыть себе кусок хлеба, к деньгам особо не стремился, брал их лишь потому, что давали, сейчас же Витек заставил его добывать в основном деньги, хлеб Витька не интересовал.

Вид зачумленного, с толстой медной проволокой на руках и ногах Ромки был убедительным - такому экземпляру не подать никак нельзя. К тому же Ромка оказался хорошим актером, умел слезу пустить и в птичий тонкий голос свой нагнать столько сырости, что люди начинали сами вытирать глаза: Ромкин голос хватал их за сердце.

Три дня Ромка поработал на Витька Кононова, потом ему стало скучно и он сказал хозяину:

- Я уйду от тебя.

- Куда? - насмешливо сощурился Витек. - Ты же раб!

И все-таки Ромка совершил, говоря современным юридическим языком, попытку ухода. И вляпался - на него тут же выскочили трое пацанов из местной "чесальной" группировки, окружили, вытряхнули из карманов деньги и с хохотом послали Ромку в "пятый угол".

"Пятый угол" - испытание серьезное. Ромка это знал, ощерился, зашипел, забряцал проволочными кандалами, в ответ ребята только засмеялись. В "пятом угле" могут обработать так, что синим станешь, а потом тебя, синенького, красивого, словно баклажан, бросят в какой-нибудь ящик и отволокут на свалку, - это Ромка знал хорошо. Из "пятого угла" не вырваться, и Ромка приготовился к худшему, сжался в комок, снова зашипел.

Но "худшее" не состоялось - в круг вихрем ворвался Витек Кононов, ловким ударом подсек одного из "чесальщиков", потом тычком в ухо свалил на землю второго, а оставшийся на ногах третий в одиночку "пятого угла" устроить никак не мог, да и налет Витька произвел на него ошеломляющее впечатление, "чесальщик" плаксиво завопил "дяденька-а-а", развернулся на сто восемьдесят градусов и дал деру. Витек подхватил Ромку за руку, поднимая с земли, - Ромку случайно зацепил один из падающих "чесальщиков", проговорил беззлобно, хотя и жестко:

- Пошли, дурак!

Когда свернули за угол ближайшей палатки, Витек остановился, ткнул пальцем Ромке в грудь.

- Еще раз смоешься от меня, выручать больше не буду. Понял?

Через тридцать минут Ромка под неусыпным присмотром Витька Кононова уже сидел на земле, показывал людям свои ноги, украшенные проволочными кандалами и призывно тянул руку, требуя, чтобы ее "позолотили". И люди "золотили": бедность и убогость у нас всегда одарялись щедро.