Беспредел (Современные криминальные истории)

Группе поиска после несложных подсчетов стало известно, что в сумке у Гали оставалось 1518 рублей 40 копеек, среди денег имелось пятнадцать пятидесятирублевых купюр серии «ГЛ», все купюры уже были в употреблении, находились в хорошем состоянии и носили следы сгиба вчетверо. Было известно также, во что одета Галя Григорьева — в куртку сиреневого цвета и розовую шапочку. Обута по случаю весны в резиновые сапожки с рифленой подошвой. Служебная характеристика ее была положительной, и не просто положительной, а очень положительной, хвалебной — полным-полно благодарностей и грамот плюс правительственная награда — медаль.

В общем, выходило так, что поиск пропавшей почтальонши надо было начинать с дома старика Кожевникова.

Чем и занялась другая группа — на этот раз оперативная, милицейская. Собака, прибывшая вместе с группой в дом Кожевникова, заволновалась, закрутилась на полу волчком, потом стала поддевать доски лапами. Оперативники вскрыли пол и нашли там Галю. К сожалению, бездыханную, уже окоченевшую.

Психологический тип Кожевникова ясен. Это нелюдь. Обычный нелюдь, какие имеются в каждом селе, в каждом городе. Только одни докатываются до преступления, как это произошло с Кожевниковым, другие нет и часто вообще уходят на тот свет неразгаданными. У Кожевникова, как у всякого нелюдя, никогда не было семьи, он жил один. Все время один.

У тех, кто знал его, сложилось впечатление, что он был один с самого рождения, не познал ничего из того, что люди познают в детстве, — ни песни матери, убаюкивающей ребенка перед сном, ни теплых крепких рук отца, подсаживающих сына себе на колени, чтобы приласкать, а заодно и объяснить трудную задачку, не познал ни дружбы, ни тяги к коллективу — люди ведь всегда стараются держаться вместе, чтобы сообща преодолевать трудности, любая беда вместе переносится легче, — не познал даже вкуса поцелуя с девчонкой, чьи губы пахнут земляникой, — ничего из того, что познали другие люди. А ведь редко когда у человека, которому ведомо все это, поднимется рука на другого человека. Так считают психологи.

Впрочем, недаром говорят: чужая душа — потемки. Поэтому быть может все…

Что же касается Кожевникова, то он получил свое — восемнадцать лет лишения свободы. И клеймо на всю оставшуюся жизнь. Клеймо убийцы.

Вольный стрелок

Смоленск — город хоть и старинный, и губернский, и нет человека, который бы не слышал о нем, а все равно когда люди, имеющие одинаковые интересы, сходятся тут друг с другом, то им кажется, что большой областной центр их — в общем-то очень маленький, совсем маленький. Как варежка. И все и вся в этой варежке вмещаются.

Если человек торгует радиодеталями — все в Смоленске, хоть как-то связанные с радиоделом, знают об этом человеке; если умелец занимается ювелирным делом, то слава о нем идет широкая, поскольку очень многие считают себя знатоками золота и ювелирных каменьев; если он промышляет выделкой шкур диких зверей, то к нему в очередь выстраиваются местные охотники, желающие украсить свой очаг шкурой собственноручно застреленного волка.

Эта профессиональная «повязанность» обязательно используется опытными следователями при раскрытии преступлений: если что-то произошло в предпринимательской среде и, не дай Бог, пролилась кровь — преступника надо в первую очередь искать в среде профессиональных интересов пострадавшего…

Жили-были в Смоленске два приятеля — такие закадычные друзья, что их даже считали братьями, — ну не разлей вода просто, всегда вместе да вместе. И в бизнесе они двигались вместе — все, что ни делали, ни приобретали, все пополам. И одевались одинаково — настолько одинаково, что их даже путали — братья-близнецы, и только!

Что же касается интересов, то интересы у них давно уже стали общими: оба любили компьютеры, оба могли часами копаться в «ящике» — телевизоре новой модели, настраивая его на шестьдесят каналов сразу, а когда они возились с видеомагнитофонами, звуковыми стереосистемами и музыкальными центрами, у них даже лица преображались.

Хотя характеры у них были разные. Олег Яковлев был покладистым, доверчивым, добродушным — этакий теленок, который ко всем ластится и в каждой протянутой руке — даже с зажатым в ней камнем — видит кусок хлеба, и это качество он сохранил в себе до зрелых лет. Даже встав на жесткий рыночный конвейер.