Она смотрела на меня, поджав губы и прищурив глаза, словно пыталась вспомнить, но тщетно. Я запрокинула голову назад, смех слетел с моих губ словно яд.
Она продала меня на изнасилование педофилом, и она же не помнит мое лицо? Даже Эрик помнил, а он был тем самым педофилом.
Я опустила голову, когда мистер Винсент — кто знает, как его, блять, зовут — начал бодаться и стонать.
— Вы могли убить нас! — огрызнулся, как будто бы нам было дело, если бы убили. Очевидно, он не понимает на чьей стороне сила в данный момент. — Я вызываю полицию.
Когда он потянулся за своим телефоном, Хаэль схватил его руку и сломал ее.
Это случилось так быстро, что я даже удивилась этому движению.
Никто не услышит его криков.
— Зачем вы это делаете? — хныкала Ли, пока взгляд метался между мной и Виком. Лучшей ей не оборачиваться, иначе увидит лицо Каллума. Была причина, по которой он не умышленно заставил маленькую девочку наложить в штанишки в аквариуме. — Что вам нужно? У нас нет с собой никаких денег.
Виктор тяжело вздохнул и покачал головой, принимая протянутую мной сигарету.
— Всегда все сводится к деньгам, — сказал он, словно недоумевал только от одной такой мысли. — Кого, блять, заботят деньги? Мы здесь говорим о чувстве собственного достоинства и уважении человеческой жизни.
— Отличать правильное от неправильного, — добавила я, склоняя голову на бок и наслаждаясь плаксивыми карими глазами Ли. — Добро от зла.
Улыбка расцвела на моих губах, когда она заскулила и закрыла глаза, словно боялась. На самом деле она была в ужасе. Я тоже была в ужасе, когда звонила ей из антикварного магазина, умоляя спасти меня.
Однажды Ли прикинулась моей подругой. В притворстве она была хороша. Я верила всему, что она говорила, потому что хотела верить. Хотела друга, особенно кого-то с позицией у власти, кого-то, кто смог бы спасти меня от Памелы и Тинга. Оказалось, что все было ложью. Она была никем иным, кроме как токсичной сукой с комплексом жертвы.
— Я этого не заслужила, — хныкала она, заставляя меня закатить глаза. Ух-ты. Это уже даже не смешно. Это почти было похоже на то, что она
— Перестань врать! — прокричала я, хотя даже не планировала. В крови подскочило давление, а руки по бокам сжались в кулаки. — Просто прекрати! Ты можешь сколько угодно лить фальшивые слезы, но мы обе знаем правду, — я опустилась на колени, как делали Кэл и Вик, когда пытались прикинуться на одном уровне, что и одна из жертв. — Мы с тобой давно не разговаривали, но я все еще чувствую твою ложь, потому что прожила правду. Ли, знаю, ты не помнишь меня, но мое имя — Бернадетт.
Она издала странный всхлип, закрыв глаза, и бормотала про себя молитвы. Почему спасение нечестивых всегда происходит в молитве? Бог не хочет слышать их ложь, как и я.
— Ты продала меня… — начала я, но Корали удивила, открыв глаза и посмотрев на меня скорее раздраженно, чем как-то иначе, будто мы доставили ей неудобство и испортили идеально спланированный день. Что ж, могу сказать, что
Лживая сука.
— Я знаю, кто ты, Бернадетт, — сказала Ли, переключив свое внимание на Оскара. Он ничего не сказал, но судя по тому, как он смотрел на нее, инстинкты подсказывали, что сегодня что-то пойдет очень и очень не так. — Я должна была догадаться, что это чертова подстава.
Муж Корали, все еще прижимающий свою раненную руку к груди, посмотрел на нее исподлобья, словно был согласен со сказанным. Понял. Должно быть он задавался вопросом, как его жена приносила домой такие крупные чеки.
— Подстава? — повторила я, когда Оскар поправил очки и посмотрел в мою сторону.
Невозможно было не заметить, как переливаются цвета на его руках, шее, ногах. Он — Ахилл Афродиты, но вместо того, чтобы погрузить его в реку Стикс, его окунули в чернила.