Беспредел в школе Прескотт

Я бы мог использовать их тоже. Все тело болело, моя нога убивала. Очевидно, что один глаз опух, так как зрение было немного искаженным. Но об этом я побеспокоюсь потом. Прямо сейчас моей единственной заботой было выбраться отсюда, чтобы убедиться, что Бернадетт в порядке. Офелия видимо предпочла оставить ее в живых, — умно, если честно — но Кали…Было нечто в ее взгляде, говорившее о том, что она еще не готова отказаться от этой идеи.

Как я и попросил, Кали принесла бутылку воды и помогла мне отпить, прежде чем положила ее на прикроватную тумбочку. А затем, к моему огромному ужасу, она заползла на кровать и оседлала меня.

— Какого хрена ты делаешь? — спросил, когда она провела ладонями вверх по моей груди и заставила кожу покрыться мурашками.

Мое сердце бешено стучало, и я чувствовал капельки пота на своем лбу. Ни за что, блять. Нет, нет, нет. Этого не случится. Я не мог позволить этому случиться.

— Аарон, — сказала Кали, впиваясь ногтями мне в грудь и потираясь бедрами о мой пах. Тело содрогнулось от отвращения, но, когда попытался сопротивляться, все движения лишь больше подталкивали Кали и заставили ее улыбнуться. — Мы знаем друг друга так давно, не так ли?

— Так и есть, — смог процедить я, паника охватила тело и заставила чувствовать себя слабым. Сейчас я мог быть не запертым в багажнике, но в любом случае ощущал клаустрофобию. Я застрял здесь, с Кали на мне, и Бернадетт где-то там, безумно волнующейся. С таким же успехом я мог бы быть заперт в темной, маленькой коробке. — Поэтому и не верю, что ты это делаешь. Думал, я тебе нравлюсь? — попробовал разыграть другую карту, которая, как надеялся, понравится ей больше.

Враждебность никуда меня не приведет.

— Нравишься, — сказала она, сильно хмурясь, а затем снова потираясь об меня своей промежностью. Теоритически, я не контролирую свой член. Любой парень скажет вам, что осенний лист может завести нас. Подушка. Сэндвич. Не сложно сделать так, чтобы член затвердел, если понимаете, о чем я. Когда горячая промежность девушки прижимается к телу, это завело бы любого парня. Но Кали не знала меня. Она не знала, как сильно я люблю Бернадетт. — Поэтому и делаю это. Я старалась, чтобы ты заметил меня, но ты этого не делал. Даже позвала Хавок, натравила вас на Бернадетт, и это ни к чему не привело. Совсем ни к чему. Она лишь вернулась, замахнувшись еще сильнее, чем прежде.

Кали отпрянула назад и ужас достиг новых высот, когда она расстегнула мои джинсы и просунула руку, чтобы взять член. Ее рука была холодной, когда она коснулась меня, от такого вторжения моя голова пошла кругом. Я хотел скинуть ее. Может стоило? Если я так сделаю, это ее остановит.

— Кали, пожалуйста, — выдавил, закрывая глаза из-за чувства насилия.

Она пыталась погладить меня и довести до эрекции, но это не работало. Представляю, если бы сработало, она бы объезжала меня без остановки. Я мог думать только о Бернадетт. Мое тело принадлежало ей. Я хранил его для нее так долго. Это тоже было нелегко. Я все еще человек. Конечно, хотелось трахнуть всех красивых девочек, которые слетались на Хавок.

Но я не делал этого.

Потому что была лишь одна девушка, которую я когда-либо желал или буду желать.

— Что, блять, с тобой не так? — спросила Кали спустя мгновение, я открыл глаза и увидел, как она хмурилась, глядя на меня. — Ты же вроде не импотент, не так ли?

— Послушай, Кали. Если ты сейчас же отпустишь меня, я уйду, и мы больше никогда друг друга не увидим. Ты можешь сбежать, и мы не станем преследовать тебя. Я даю тебе слово как часть Хавок. Это не должно закончиться так, как ты думаешь.

Она проигнорировала меня, заправляя волосы за ухо, и осторожно поглаживая свои распухшие губы, словно пыталась определить, насколько им еще больно. Когда она наклонилась вперед, я просто знал, что эта девушка попытается поцеловать меня.

Поэтому…я сделал это. Меня стошнило. На всю гребаную кровать.

— Господи Иисусе, Аарон! — огрызнулась он, отстраняясь и тут же поднимаясь на ноги в праведном гневе. — Настолько сильно ты меня ненавидишь? Достаточно, чтобы облевать меня?

— Это никак не связано с тобой, Кали, — соврал, штаны были расстегнуты, я чувствовал куда больше гнева и уязвимости одновременно, чем что это возможно. — Мне нехорошо. Думаю, нужно в больницу.

— Заткнись на хрен! — кричала она, подойдя, чтобы ударить меня по лицу. Я приветствовал боль, потому что, по крайней мере, она больше не прикасалась к моему члену. — Ты так чертовски одержим Бернадетт, и настолько испытываешь отвращение ко мне. Знаешь что, солдат? — она выставила свое бедро и взмахнула волосами так, как я видел она делала сотни раз. — После этой ночи, не станет Бернадетт, — Кали наклонилась, и я увидел каждую дырочку, через которую Стейси просовывала иголку. — Потому что я покончу с ней. Тогда останемся лишь ты и я, но ты не сможешь оставаться сильным навечно.

Она повернулась и направилась к двери, даже когда я умолял ее остаться.

— Кали, стой! — кричал, мой голос разносился эхом по тихому дому.