Беспредел

Утром, попив кофе с пирожками в буфете, я вернулся в номер. "Дипломат" с книгой я взял с собой, так как не исключал возможности, что кто-нибудь проникнет ко мне в номер и украдет совсекретный "документ". Где-то в голове постоянно свербила мысль, что ко мне могут нагрянуть с обыском прямо в номер. Продолжать же читать этот, извините за выражение, бред или, мягко говоря, бессистемный набор тенденциозно подобранных исторических фактов, мне совсем не хотелось. Я вообще историю не люблю. Признаюсь, что даже историю КПСС и всякий там научный коммунизм и даже читаемую нам в течение, кажется, одного семестра историю права, я терпеть не мог, лекции пропускал и сдавал эти науки с грехом пополам. А вот фильмы исторические любил. "Александра Невского" смотрел раза три, где Черкасов играет. "Петр" с Симоновым тоже мне очень нравился. Или "Незабываемый 1919-й". И главное, что мне нравилось, что наш добрый и наивный народ всегда стремился сплотиться вокруг князя, царя или вождя, почитая его как отца большого семейства.

Мне доводилось вести уголовные дела граждан, впавших в русский буржуазный национализм, и из их подпольных изданий я запомнил, что именно это качество нашего народа получило название: соборность, которая в настоящее время вылилась в единство партии и народа.

Читать не хотелось, но книгу велел прочесть Климов, и делать было нечего. В конце концов, в ходе следственных дел мне приходилось вникать и в более скучные и нелепые материалы.

Я снова открыл "гроссбух", но читать так внимательно, как я это делал вчера, уже не мог, быстро водя глазами по страницам, фиксируя в памяти наиболее занимательные моменты. Если речь идет о том, чтобы выявить и посадить автора, то мне достаточно и того, что я уже прочел.

Вторая глава книги называлась "Гибель Московской Руси".

Отчаянные попытки режимов Михаила Федоровича и Алексея Михайловича хоть как-то стабилизировать положение в стране. Новые свирепые законы, запрещающие народу упоминать царское имя даже в разговорах по любому случаю и его еще большее закрепощение. Разбойные шайки, продолжающие рыскать по всей стране, грабя и убивая всех вокруг. Дворцовые интриги и таинственные смерти. Военные поражения. Новые самозванцы с претензиями на престол. Обезглавливание, четвертование, колесование, сожжение, закапывание в землю живьем, сажание на кол, подвешивание за ребро, залитие горла металлом, сечение кнутом до смерти, отрубание рук, ног и пальцев, отрезание ушей, вырывание ноздрей, отрезание языков, клеймение — единственные способы общения народа и властей. Взяточничество, воровство, измена, интриги.

Таинственный самозванец Акундинов, летающий по Европе с претензиями на русский трон, выдающий себя за царевича Ивана Дмитриевича — спасенного сына Марины Мнишек, повешенного в трехлетием возрасте. Арест его в Голландии и выдача в Москву за право торговли с Персией через Россию. Жестокие пытки, очная ставка с матерью — публичное четвертование.

Первый систематизированный свод законов — Уложение 1649-го года, предусматривающее в 200-х случаях смертную казнь и в 141-м случае сечение кнутом.

Страшная народная война под руководством Степана Разина. Дергаются на виселицах и кончатся на колах представители администраций захваченных городов. Пирамиды отрубленных голов, не желавших примкнуть к восстанию. Контрмеры правительства — выжигание и истребление целых уездов, замешанных в мятеже. Восстание крестьян Придонского края, а также Тамбовской, Симбирской и Пензенской губерний. Их почти поголовное истребление. Карательная экспедиция князя Долгорукого.

"Вокруг Арзамаса, где Долгорукий разбил свой лагерь, — пишет иностранный наблюдатель, — везде виднелись виселицы, обвешанные трупами. Кроме того, везде плавали, как казалось, в собственной крови тела, лишенные голов, и виднелись посаженные на кол, из которых иные жили уже третий день. Вообще в течение трех месяцев не менее 11-ти тысяч человек были казнены или зверски замучены".

И в завершение всего — раскол государственной церкви, когда патриарх Никон попытался внедрить новый перевод Библии взамен прежнего, сделанного крайне небрежно. Почти половина России не приняла новых церковных книг и ритуалов. Правительство, как и водится, ответило массовым террором. Запылали костры, сжигая сотнями раскольников. Один из вождей раскола — протопоп Аввакум — страстный и бескомпромиссный публицист своего времени, писал: "А по Волге той живущих во градах и в селах и в деревеньках тысяща тысящами положено под меч не хотящих принять печати антихристовы". Раскольники толпами бежали из городов и сел от этого страшного террора, уходили в лесные дебри, в незаселенные места на окраинах, в глухие северные леса Поморья, где находили потомков тех, кто ушел туда еще в IX веке от варягов.