Беспредел

"Страх, уныние и отчаяние обладали душами всех, никто не был безопасен о свободе и жизни своей. Знатные лишались свободы, чести, имения и жизни, а простолюдины и крестьяне от несносных налогов, безвременного жестокого правежа недоимок из отечества спасались бегством за границу. Крестьяне были разорены, им нечем было платить подати. Чтобы помочь беде, возобновили правеж и стали подвергать неплательщиков страшным истязаниям. Приказчиков, старост и помещиков за то, что они плохо собирали деньги с крепостных, кидали в тюрьмы, вырезали ноздри и ссылали на каторгу…”

В села и деревни врывались солдаты регулярной армии. Они хватали лучших мужиков, ставили их длинными рядами раздетыми и босиком на снег и жестоко били палками по икрам и пяткам. Били, пока не выбивали недоимки. "Многие крестьяне, — отмечает историк царствования, — не вытерпев подобного порядка, бежали. Деревни буквально вымирали. Необходимо было принять меры. Правительство признало за самое действенное средство хватать всех подозрительных, державших на уме сокровенные мысли о побеге. Их опять-таки жестоко били, истязали, поднимали на дыбу". Но побеги продолжались, опустошая целые волости. Более смелые и отважные из беглых всякого рода далеко не бежали, организовываясь в ближайших лесах в то, что веками в России называлось "разбойничьими шайками", а позднее — "бандформированиями". "При самом вступлении Анны Иоановны на престол, — констатирует историк, — замечали уже, что разбойничьи шайки в России растут не по дням, а по часам, и жители способствуют этому злу, давая пристанище всякого рода бродягам. Когда двор пребывал в Москве, в окрестностях столицы происходили разбои и грабежи. Разбойники были так смелы, что посылали знатным лицам письменные требования положить им в назначенном месте деньги и делали угрозы в случае отказа. (На свете еще и Соединенных Штатов не было, а рэкет в России уже процветал). Около самого Петербурга до того умножились разбойничьи шайки, что правительство принуждено было отправлять отряды солдат вырубать леса на расстоянии тридцати сажен по обе стороны дороги из Петербурга в Москву. В 1735-м году, после двухлетних неурожаев, обнищал весь народ и повсюду умножились разбойничьи шайки. Составлялись целые специальные команды для преследования и поимки разбойников. Но главный начальник этих команд, подполковник Редкин, задерживал не столько виновных в разбоях, сколько невинных, с целью брать у них взятки. Ему дали выговор — тем дело и кончилось, а разбойники в 1738-м году самым безобразным способом давали о себе знать на Волге и на Оке. Они грабили плавающих по этим рекам торговцев, нападали на помещичьи усадьбы и мучили жестокими истязаниями владельцев и их дворовых, громили казенные таможни и кабаки, убивали целовальников п голов и забирали казенные сборы".

Вооруженные, еще не организованные как следует отряды действовали по всей империи. "В 1739-м году, — спокойно отмечает историк царствования, — появились их шайки в уездах Кексгольмском и Олонецком. Указано было преследовать их оружием и пойманных отсылать в Выборг, где казнить смертью. В том же году дозналось правительство, что толпы русского народа убежали в Польшу с намерением составить в чужой земле разбойничью шайку и явиться в Российских пределах… В самом Петербурге распространились кражи, грабежи и убийства — в Петропавловской крепости убили часового и похитили казну”. В 1736-м году Петербург был подожжен. Целые толпы под предлогом борьбы с огнем занимались грабежами и разбоями. Схваченных мародеров сжигали на кострах прямо на месте преступления. От злоумышленных пожаров снова выгорела Москва, где за один день 23 мая 1737-го года сгорело 50 церквей и 2500 домов.

Это было страшное царствование. Снова рыскали по России самозванцы, которых ловили и сажали на кол. В центре Петербурга был сожжен на костре капитан-лейтенант флота Возницын за переход в иудаизм. Сожжен он был вместе с раввином Барлевым, которому в свое время покровительствовал сам Петр. "Но, — как правильно отмечает русский историк Карнович, — ни казни, ни пытки эпохи Анны Иоановны не представляли ничего нового, что не было бы в употреблении или прежде, или после этой эпохи. Эта эпоха получила по наследству разнообразные способы мучительств и издевательств, которые были лишь продолжением того, что существовало прежде той поры, выставленной каким-то исключительным временем безмерной жестокости".

Как это похоже на версию XX Съезда КПСС, что весь наш непрекращающийся ни на минуту террор происходил только в одном 1937-м году…

Я с удивлением поймал себя на том, что зачитался этой белибердой и подумал, что если так пойдет дальше, то мне не уложиться в три дня. Глотнув кофе, я стал быстрее листать страницы. Следующая глава называлась "Террор без смертной казни", где описывалась эпоха Елизаветы Петровны. Эту главу я просмотрел бегло.