Бесприданницы

— Или до королевы, — вздохнула осунувшаяся за ночь Октябрина, — и она нам всыплет. Ох, дура я, втянула вас в такую передрягу. И ведь что самое обидное — раньше я его слова стерпела бы, даже внимания не обратила бы. На нас и похлеще прикрикивали — все, кто считал себя выше знатностью или богатством. А теперь вдруг почувствовала себя… даже объяснить не могу. Свободной, что ли, или равной другим.

— Окти, прекращай терзаться, — укоризненно прикрикнула на сестру Августа, — ты правильно сделала. И мы просто не могли тебя не поддержать. Вот за это и ценю нашу дружбу, хотя, как ни странно, благодарить за нее мы должны злобного разбойника. Но прощать ему грубость не обязаны. А королевского наказания нам все равно не избежать — все заметили, как счастливо она ему улыбалась? На советников так не глядят.

— Вы можете обижаться на мои слова, — предупредила Бетрисса, обводя подруг строгим взглядом, лишь на миг дольше задержав его на хмуром лице воспитанницы, — но жестоко осуждать женщину, семь лет живущую без мужа. У нее и так жизнь не сахар. Хотя тут что-то непросто, не верится мне, что она не сумела бы сохранить свои чувства в секрете от всех. Но кем бы он ей ни был, это не наше дело. И давайте поспешим, нехорошие у меня предчувствия.

— Все, открываю, — предупредила Тэри, подняв руку с кольцом к драконьему глазу, смутно похожему на глаз разбойника. — Будьте осторожны. Сегодня он мог пройти тут раньше нас.

Однако проход оказался чист, и через несколько минут кадетки вереницей выходили в тренировочный зал. Прямо под мрачный взгляд похлопывающего по ноге тросточкой разбойника.

— Слишком долго спите, — едко сообщил он и повелительно махнул в сторону дверцы, ведущей в умывальню и раздевальную: — Бегом. Пять минут на переодевание, кто опоздает — получит дополнительное задание.

Бетрисса презрительно усмехнулась и спокойно направилась в указанном направлении. Все молча двинулись за ней, обходя застывшего на их пути графа, как простой столб.

Но переодевались стремительно, угрозам разбойника привыкли верить. И через пять минут уже стояли перед ним, озирая стены скучающими взглядами.

— Отправляйтесь на беговую дорожку, вход там, идти по часовой стрелке. Через час жду вас тут, — процедил он и демонстративно прилепил шарик крашеного воска на край часов напротив минутной стрелки.

Выполнить это задание было невозможно, и все кадетки прекрасно это понимали. Догадались и о том, что это только начало череды ожидающих их наказаний. И потому шли к беговой дорожке неторопливо-размеренно, щадя свои ноющие ноги. Им еще многое сегодня предстояло вынести.

Поравнявшись с разбойником, шедшая последней Тэрлина не удержалась, искоса глянула ему в лицо и вздрогнула, как пойманный на месте воришка, натолкнувшись на изучающий, холодный взор наставника. Щеки вмиг занялись огнем, словно по ним стегнули крапивой, а в душе вспыхнула острая досада на саму себя. Вот зачем было смотреть в его сторону, если заранее знала: ничего ее там не ждет, кроме обид. Губы маркизы невольно дрогнули, искривились в горькой усмешке, и Тэри поспешила отвести взор. А потом брела мимо графа на ставших деревянными ногах, ожидая пущенного в спину окрика или насмешливого замечания.

Однако разбойник смолчал, и вскоре маркиза Дарве Ульгер забыла про эту мимолетную встречу взглядов. Да и невозможно думать о постороннем, карабкаясь с ноющими ногами и руками по канатам и пробираясь по шатким мосткам, норовящим сбросить на первый этаж, откуда придется возвращаться к тому месту, где есть хоть какая-то лесенка.

Проход по дорожке давался кадеткам нелегко, но ни одна не проронила ни слова жалобы и не помянула недобрым словом разбойника, вышагивающего вдоль сетки и отвлекающего от препятствий пристальным взглядом. Хотя раньше обязательно ворчали бы на тонкие канаты, обжигающие ладони даже через свернутые вчетверо косынки, на неудобные лесенки, тихо ругали бы вредного наставника и непременно подбадривали друг друга напоминанием о близости отдыха, горячей воды, бассейна и бодрящего отвара Доренеи.

Но сегодня их светлости чувствовали себя неимоверно разбитыми и невыспавшимися и не испытывали никакого желания шутить или слушать неуместные остроты. А еще отравляло душу понимание, сколько гадостей может придумать для них разбойник, пока они ползут через проклятые трубы и карабкаются на второй этаж тропы по невероятно редким ступенькам. Ведь час, отпущенный им, давно истек, и, значит, с заданием они все же не справились, и напрасны были робкие надежды на какое-то второе дыхание, о котором краем уха слышала каждая знатная дама.

Девушек начинала донимать жажда, нещадно ныли ноги и спины, саднило содранные ладони. Прихваченные из гардеробной косынки, которые кадетки использовали вместо перчаток, уже прорвались, и ни у кого не хватало терпения аккуратно обматывать ими руки перед спуском. Их светлости давно бы сдались, рухнули на доски верхней тропы и не вставали с места, но отступить не давали взбунтовавшаяся родовая гордость и упрямое желание не показывать проклятому разбойнику своих слез.