Бесприютный

Таким образом шла наша жизнь с стариком, как он говаривал, в полном удовольствии, без обиды...

-- Ах, анделы небесные! -- восклицал он в минуты внезапно откуда-то наплывавшего на него счастья. -- Как это я, с самого с измальства, люблю жить с людями тихо, скромно, благородно...

-- Дело ведомое! -- сатирически соглашался с ним содержатель постоялого двора, случайно подслушавший стариковское воззвание. -- То-то, должно быть, твое благородство и проходу-то никому никогда не давало... Мальцом был, колотил всех...

-- А дражнили вы меня очень, сердечный! Нельзя было иначе-то... Опять же глупость моя... Силенка тоже... Э-эх-хе-хе! Друг! Друг! За это взыскивать рази возможно?

-- Вырос, из ученья убег -- пропал...

-- Люди нехорошие соблазнили, мил человек! Опять же холод энтот мастеровой, голод... Ночей не спали, черствого куска не доедали... Ты поживи-кось в Москве-то, друг! Недаром про нее пословица ходит: Москва, говорит, слезам не верит... Тут, братец ты мой, за кем хочешь пойдешь, как бы собака какая голодная... Перед всяким хвостиком-то повиляешь...

-- Што ты мне про это разговариваешь? -- сердито продолжал свое обвинение содержатель постоялого двора. -- Ну прибегши к нам, што ты стал делать? Опаивать, на всякое буйство травить... Какой ты есть человек?

-- А это мне с товарищами -- с друзьями -- желательно было кручину мою разогнать...

-- Сговоришь с тобой -- с бесом! Зачем же ты опять-то пропал?

-- А надоели вы мне!.. -- без запинки отвечал старик. -- Опротивели хуже соленого озера -- вот я и убег. Опять же к тому времени у меня еще охота приспела -- постранствовать, святым местам помолиться, хороших людей посмотреть...

-- З-знаем! -- угрюмо говорил хозяин, выходя из комнаты и мимоходом бросая, видимо ко мне уже направленное, замечание насчет где-то будто бы существующих господ, которые до того бесстыжи, что водятся со всякой шушерой.

-- Мужик, так и то из одной милости, ночевку дает, можно сказать, ради Христа; а тут на-ка! За один с собой стол пущают... Шуты!

Таким образом, чем теснее устанавливалась наша с майором дружба, тем хозяйские нападки на него делались чаще и ожесточеннее.

-- Он всегда так! -- извиняющим шепотом говорил мне майор после трепок, задаваемых ему нашим общим патроном. -- Он не любит этого, чтобы, то есть, я к евойным господам вхож был. Всегда, всегда так!.. А то он до-обрый!.. Ты на него не жалобься. Он, брат, гляди какой! Просто, я тебе скажу... Поищи такого другого... Старик при этом пугливо посматривал на дверь, обладавшую способностью расстраивать наши тихие беседы, как бы ожидая, что вот-вот отворотится она -- и покажет нам сперва седую, иронически улыбающуюся голову, потом ярко вычищенные дутые сапоги, которые, сверх всякого человеческого ожидания, заговорят нам живым языком, в одно и то же время и снисходительно и упречно:

"Ну что, мол, друзья? Как вы тут? Позвольте на вас посмотреть?"

-- Хороший он, брат, человек, -- все более и более оправдывался старик под влиянием ожидаемого ужасного видения. -- Он тебя оборвать -оборвет, --это правда! Потому у него зуб уж такой... Но зато, ежели бы ты знал, как он меня милует?.. Ведь я тоже в старину о-ох какой был! Ягода малый! Ведь это он про меня всю правду-матушку режет. Много тоже и мы добрым людям тяготы понатворили. Запивахой был, буяном, драчуном был, -- добрым человеком только не был... Нечего греха таить!..

Большой страх нагонял содержатель постоялого двора на старика, так что ему надобилось очень много времени для того, чтобы свалить с себя тяжелое впечатление и снова войти в колею своих нескончаемых восхвалений мелькавшей перед нами жизни, точно так же как и с моей стороны требовалось изрядное количество малиновки, чтобы он скорее и успешнее мог из мокрой, застращенной курицы превратиться опять в майора и вместо унылого раскаяния в своих собственных прошлых грехах принялся за убранство этой убогой людской суетни сокровищами своей доброй души.

-- Уех-хал! -- вдруг иногда восклицал старик, живо порешивши с тем оцепенением, которое навел на него дворник. -- Слышь, енерал? За сеном отправился хозяин-то наш! Ишь как покатил, добренький! Ах, жеребчик этот у него справедлив очень; у мужичка тут он его у одного по соседству за долг заграбастал -- и мужичок этот, я прямо тебе скажу: несчастненький такой, --овдовел, сам-сем с ребятишками остался с маленькими; теща в суд его, пить принялся; зовет он, признаться, меня в отцы к себе...

"Чем тебе, говорит он, Федор Василич, по чужим людям шататься, приходи-ка ко мне. Авось на печи место найдется". Ну, а я, когда он со мной начнет этаким манером разговаривать, думаю про себя: вот клад нашел, чудачок! К малым-то да еще старого захотел приспособить... Нейду, -- право слово! Думаю: лучше же я по улочке как-нибудь разойдусь, -- по крайности, хоть разомну жениховские кости, чем им на чужой печи-то валяться... хе, хе, хе!