Беспринципные, циничные, и уродливые

— Что-то не припомню, чтоб ты хоть раз не попытался досконально изучить любую из найденных. И, если уж пошла об этом речь — твоей конкретно жизни ни на одной планете ничего не угрожало. Как, собственно, и здесь. Ну, во всяком случае — пока. — они неторопливо шли от челнока к серому монолиту, невольно задирая головы всё чаще по мере того, как высокая и широкая торцевая стена надвигалась, закрывая собой большую часть неба, и Джо чувствовал, как по спине бегут непрошенные мурашки.

— Ага, верно. Угрожать моей жизни, и — главное! — моему здоровью, начинали рудники Вендизии-три. Особенно после того, как тебе ударяло в голову стремление «на всякий случай» расплавить в хлам очередную «Угрозу Существованию Всего Человеческого Рода!»

Джо фыркнул. Да, примерно в этом духе он и выражался, когда формулировал причины, по которым приходится уничтожать то или это: как в случае с автоклавом для воспроизводства из «ничто» «Богоподобных существ», или с «Властительницей вожделений».

Но за «существ» и их расплавленный действительно в хлам кокон-автоклав они уже отсидели. А за «Властительницу», как за неживое по формальным признакам, компьютерное, псевдосущество, вообще отделались штрафом. Который, словно корова — языком, уничтожил остатки их и без того скудного совместного счета в Федеральном банке Содружества. И вот они снова в поиске. И вожделеют.

— Ладно, злопамятный ты мой. Скажи лучше: как мы внутрь-то попадем?

— А чего это — я? Пусть Мать и скажет. Это же её зонды и квадрокоптеры уже

третий круг там наматывают, словно мухи вокруг коровьей лепёшки. Мать?

В тоне Матери сквозила-таки обида за зонды и квадрокоптеры:

— Стараюсь тут для них, стараюсь. Из кожи вон, можно сказать, лезу. А они, неблагодарные млекопитающие, — так и норовят унизить. И извратить мои самые искренние усилия всё понадёжней вынюхать, и максимально обезопасить сование носов беспечных и алчных раздолбаев куда не положено… — Джо почуял, как краснеют уши, хотя «норовил унизить и извратить» вовсе не он. А что чувствовал Пол, он так и не узнал, но догадаться мог: не совсем же напарник потерял совесть. Ведь в словах Матери правды вполне достаточно — она действительно оберегает их в меру своих компьютерных сил!

Однако Мать, помариновав их с десяток секунд обиженным молчанием, чтоб угрызения уж точно проникли куда надо, соблаговолила сжалиться:

— Ладно, не впервой выслушивать тупые шутки и пошлые сравнения. А внутрь можно пройти через вон то строение. (Откиньте планшет.) — Джо так и сделал, вывалив из кармашка на предплечье рамку проекционного экрана, и чувствуя явное облегчение от того, что Мать сменила утрированно серьёзный и обиженный тон на обычный: в меру ироничный и чуть ворчливый. Чем показала, что не сердится, а просто не выносит тупого юмора и пошлых сравнений. — Вы, собственно, как раз к нему и направляетесь. Инстинктивно, наверное, как и прочие примитивные существа со слаборазвитым головным…

Следуя традициям соответственно реагировать, когда их, то бишь, людскую составляющую экипажа, начинают унижать и подкалывать, Джо зарычал. Мать заткнулась.

Джо усмехнулся, Пол, как всегда, возмутился:

— Мать! Предупреждаю честно: еще одна шуточка в стиле моего напарника, и я выворочу-таки к чертям собачим твой блок юмора и неформальной логики!

— Мать, не дрейфь. Я ему не позволю. Да у тебя и у самой манипуляторов хватает, чтоб адекватно защититься.

— Верно. Всё равно: спасибо за заступничество. Мне, как женщине, (Пол снова возмущенно крякнул) это льстит. Собственно, я и не думала шутить насчет инстинктов. Потому что, как вы и сами видите, пристройка, явно служебного назначения, здесь только одна. И уж слишком похожа на подготовительно-пропускное помещение, чтоб проигнорировать этот факт.

Оно и верно. Пристройка к передней торцевой части каземата имелась лишь одна. И масштабы её они оценили по достоинству: над головами она воздымала монолитно бетонные стены на добрых пять этажей. Само же здание «чего-бы-то-ни-было-хранилища» возносило крышу на добрых сто метров над уровнем голой и абсолютно ровной степи, поросшей чахлой травкой. Которую время от времени шевелил ласковый ветерок. Которого, ясное дело, скафандры почуять не позволяли. Как и запахов. (Да и слава Богу: насчет запахов-то они уж точно — учёные!) Зато вот звуки доносились через внешние микрофоны отчетливо: шелест стеблей, шумок от порывов этого самого ветерка, и умиротворяющее (Ну, по-идее!) стрекотание: не то цикад, не то сверчков.

И — все!

Джо буквально ощущал, как на душе скребут кошки: вот не нравится ему это место! Да и некоторые другие, особо чувствительные, места его организма чуяли подвох!

— Мать. Каковы точно размеры этого склада, будь он неладен?

— Высота — сто три метра. Ширина — двести десять, длина — восемьсот.

— Хм… — Джо вздохнул. Пробормотал, словно сам себе, — Аквариум это, что ли? Для твари вроде ворреса. Но как тогда быть с окнами?

Потом спросил уже громче, покачав головой:

— А что там — крыша? Как сделана? Из чего?