Беспризорники России

Валерка долго не мог уснуть. Ясный сон, в котором видел проводы отца, и наяву первый воздушный бой ночью, сбитые самолёты, – чьи они? Очень хотелось, чтоб это были немецкие. Мать собирается уходить, а дети – помеха. Он хотел подсказать, куда можно уехать, собрался сказать, напомнить о бабушке, многочисленных родственниках в Москве, да вовремя спохватился; в Москву ни проехать, ни пройти, повсюду немцы. А если к тёте Дуне? Сестра отца живёт где-то в другом городе, может, там нет войны и нет голодных солдат, нет мародёров.

Тётя Дуня часто приезжала до войны с подарками. Он слышал, как она толковала матери, ещё до оккупации, чтобы мать запасалась мукой, крупой, сушила сухари.

– Война на носу, – говорила тётя Дуня, – у тебя дети. И шахтёров подберут, что будешь делать?..

«Вот нам надо уходить к тёте Дуне. Она-то, точно, имеет запас продуктов, – думал малыш. – Если ночью пойти к нашим на Казачий Пост, – кого-нибудь убьют. Вон как они в меня стреляли. Но в одного трудно ночью попасть…» – представлял, как они идут всей семьёй и в них начинают палить, а потом кричать, стой кто идёт?!.. «Вся надежда на тётю Дуню, к ней надо уходить».

После таких размышлений опять вспоминались проводы отца. Тогда в овраге он оказался прав. Фашистский самолёт кружил над городом, сбрасывал всё те же листовки: «Русские дамочки, не копайте ямочки. Придут наши таночки разрушать ваши ямочки». Вовка объяснял, что «ямочки» – противотанковые рвы. Ещё листовка: «Бей жида-политрука – рожа просит кирпича!» И нарисованный политрук с пистолетом в руке, подымающий бойцов в атаку. В это время летит кирпич и бьёт ему в рожу углом, так, что на следующем рисунке из глаз жида летят искры, а из руки падает пистолет.

В первый раз ни Вовка, ни большие ребята не могли сообразить насчёт «политрука» и «жида». Разные догадки были, а потом стало неинтересно читать одно и то же. Про Сталина, Молотова и всех остальных, как они драпают от немцев: «… по волнам, по морям, нынче здесь, а завтра там…».

Высыпал немецкий самолёт над городом листовки, стал разворачиваться над динамитным складом, и вдруг его стали обстреливать из зениток. Он ответил из пулемёта, – и по народу давай тоже из пулемёта поливать. Сколько зевак вышло из кукурузы, оврага… Лупил он с такой высоты, что хорошо были видны кресты, номера на физюляже, оскаленные лица в кабинах. Валерка почему-то подумал, что это морды тех политруков и жидов, которые нарисованы на листовках. Самолёт кружил, пикировал, на бреющем полёте скользил над головами метавшихся людей и строчил, бухал из пушки. Бомбы он не бросал. Братья объяснили, что это был фашист-разведчик.

На прощание он сыпанул ещё листовки, на которые никто не обратил внимания, и улетел в сторону солнца.

Дядька, прикрывший голову жёлтым портфелем, продолжал лежать. Валерка не видел, когда он вернулся в овраг.

– Товарищ, – окликнул его отец, – отбой. Но товарищ не шелохнулся, отец пробрался к нему по краю оврага, приподнял портфель и увидел вместо лица кровавое месиво. Отец опустил портфель на голову дядьке:

– Всё… давай прощаться. Веди домой детей…

Он перецеловал детей по очереди, как делали многие призывники.

– Уводи, уводи их скорей отсюда. Могут налететь бомбардировщики, – приказывал он матери.

Малыш диву давался, с какими подробностями возвращаются картины проводов:

– Уходи… – поглядывал отец в небо.

Мать держала на руках Нинку, словно окаменевшая. Отец вскинул вещмешок и, не оглядываясь, стал уходить. Все смотрели вслед, старались не упустить его из вида, пока он не затерялся среди призывников.

Откуда-то появились военные с носилками и сумками, на сумках красные кресты. Только после этого и обращения к гражданским, чтоб они возвращались, мать повела ребят мимо кукурузного поля.

Призывники вытянулись цепочкой, посматривая в небо, торопились к вагонам-телятникам.

Все оглядывались, даже Нинка, которую мать посадила себе на плечи. Но отец, пока видели его, ни разу не оглянулся.

Взяв бы я бандуру,
Та заграв що знав,
Через ту бандуру
Бандуристом став…

Это было так неожиданно, что многие граждане остановились. В поле и патефон. Знакомая мелодия, голос артиста. Валерка во все глаза смотрел, смотрел, смотрел, – ничего не поняв. Вовка смеялся:

– Не туда смотришь. Вон Ванёк с Колькой. Они тоже своего отца проводили. Впереди Ванёк с детской коляской, следом тётя Настя с Колькой. Она заметила соседей, остановилась и позвала мать:

– А ну, закрывай свою музыку, – сказала тётя Настя сыну, – в коляску посади девочку, – распорядилась она.

Ванёк закрыл патефон крышкой, защёлкнул замок:

– Я понесу его, пусть Нинке удобнее будет в коляске, – заявил он.

– Неси, – разрешила тётя Настя.

Ванёк вытащил из коляски в тёмно-голубом футляре патефон, и мать опустила в коляску дремавшую сестру:

– Руки отмотала. Как уснёт, вдвое тяжелее становится, – пожаловалась она.

Рядом проходили молодые дамы. Они громко разговаривали:

– Устроил нам фашист проводы. А где же наши «красные соколы»?..