Беспризорники России

Тут же сверху полетел под задние колёса уголь. Малыш перелез по сидению, чтобы посмотреть, что делает немец с автоматом. Он курил. Швырнув окурок, немец забрался в кабину и, сильно хлопнув дверцей, что-то сказал. Появился водитель, и на этот раз грузовик выбрался из кювета, преодолел колдобину, выехал на шоссе. Это было то шоссе, по которому несколько дней назад ребят подвозил мужик на телеге, только присыпанное снегом.

Немец в шлеме посмотрел на Валерку, вытянул шею и заглянул за спину.

– Киндер драпать!.. – процедил он сквозь зубы и больно ткнул малыша под рёбра автоматом. Он что-то сказал водителю. Тот остановился. Немец вылез в кузов, дал очередь из автомата. Вернулся, ещё раз пнул Валерку. Тот захныкал, а он приказал:

– Ехать! Вперёд ехать…

Поехали. Малыш настолько растерялся, что перестал хныкать. Первая мысль мелькнула, что немцы пугают: «Отъедут ещё и вышвырнут. Не зря этот, который с автоматом, лопотал «катать». А Вовка знает дорогу домой. Пусть они дадут по шее, как следует всыпят, только бы отпустили…»

В кабине потеплело. Они ехали и ехали. Немец достал из кармана губную гармошку, продул её, стащил с головы шлем, провёл несколько раз растопыренными пальцами по тёмным коротко стриженным волосам, поёрзал, принялся играть. Он играл лихой марш, в такт притопывал и размахивал свободной рукой. По всему видать, ему очень было весело. Небритые щёки вибрировали в такт. Водитель смотрел вперёд – не то улыбался, не то просто кривил губы.

После бравого марша немец нахлобучил Валерке шапку на глаза, откашлялся, помолчал. Когда малыш приподнял шапку, он щёлкнул ему по лбу:

– Рус капут! Сталин будем повесить. Рус всэ будэм раб!

Малыш помалкивал, а немец так разошёлся, прищёлкивал пальцами:

– Пук-пук, бах! Отчеень – капут!

Валерка рядом услышал смех. Смеялся шофёр:

– Добже, пан… – сказал он, – рус паф-бах! Сибирь. Напалион…

Грузовик проехал через село, мост, поднялся на горку, свернул к железной дороге. Немец спрятал гармошку в боковой карман, напялил свой шлем. Вскоре водитель остановился у платформы с углём.

Немец вылез, вытащил Валерку за руку и повёл в сторону кирпичного здания.

«В комендатуру или полицию ведёт, шомполов дадут…» – пытался малыш определить свою участь.

Часть III Обречённые

Глава I

За дверью, в нескольких шагах, на стене в развёрнутом виде висел фашистский флаг. У высокой тумбочки стоял в немецком френче, но чёрных брюках полицай с винтовкой. На рукаве повязка со свастикой.

При виде вошедшего конвоира он дёрнулся, вытянулся в струнку, что-то буркнул и замер. Немец даже не удосужил посмотреть в его сторону. Он цепко держал малыша за руку, протащил его мимо большого, с мелкими стёклами окна в тёмный угол коридора, и они оказались в какой-то комнате.

За широким столом, перед окном, верх которого завершался полукруглой рамой, играли в карты два человека в белых халатах. На столе лежала тетрадь, в плотной коричневой обложке, стояла подставка с какими-то стекляшками. Они отложили карты. Один взял тетрадь, а другой встал сухопарый, как жердь, напялил очки и подошёл к Валерке вплотную. Тот, что сидел с тетрадью, открыл её и приготовился записывать.

Но немец не стал с ними общаться. Конвоир подтолкнул малыша к сухопарому, повернулся и ушёл.

– Шо, хлопчик, злякався? – уставился на Валерку сквозь очки тощий, – открывай рота…

Малыш не шелохнулся.

– Шо, ты думаешь, вин украинец. Шахтар. Шахтары вси москали, нашу мову не разумиють.

– Ты маскалику? – прищурился, с ласковой улыбкой спросил сухопарый.

Валерка объяснить не мог, почему он молчал. Понимая, что говорит этот тощий человек, внутри у малыша появилась лютая ненависть.

– Открывай рот! – вдруг гаркнул. Наверное, почуял ненависть малыша. Взял за руку, подвёл к окну, хотя сквозь чистые стекла солнечные лучи проникали беспрепятственно. Да, на улице сияло разорвавшее тучи солнце. Оно скатывалось к горизонту, и тень одинокого дерева, похожая на отпечаток гигантской птичьей лапы, лежала на белой скатерти снега.

Через паузу Валерка открыл рот.

– Покажи язык! – не отставал тощий.

Показал. Он снял очки, подышал на стекла, протёр и, пододвинув стеклянные трубочки, стал брать кровь из пальца. Потом малыша отвели в камеру. Узкое, вытянутое помещение с высоким зарешеченным окном, нарами вдоль стен. У окна бачок и алюминиевая кружка. Вначале ему показалось, что камера пустая.

Он сел у самой двери на нары. По стенке напротив как будто ползли мухи. Валерка присмотрелся. Это были клопы. Малыш быстро встал, оглянулся. И на этой стене клопы тоже суетились. Их было очень много.

«Вот почему меня не били. Они бросили в эту комнату, чтобы меня зажрали клопы, выпили всю кровь», – мелькнула мысль.

Он не знал, что делать. Кричать, плакать, бить ногами в дверь? Помедлив, прошёл ближе к свету и стал следить за суетой насекомых стоя. Хотелось пить. Его охватило отчаяние: «Надо было убегать вместе с Вовкой… почему он не разрешил?..»