Беспросветная духовность. Старик и кладбище.

Ну, вот и свежие могилы. Отвратительно беззастенчиво вывернутая наизнанку земля. Венки — пластмассовые попытки изобразить искреннюю скорбь и отдать никому не нужную дань уважения. А там, внизу, раздувшиеся новоиспеченные обитатели. Уже бесполезные для всех, еще бесполезные для меня. Это значит, что я уже почти добрался до сторожки.

* * *

«Ну что, Витек, приехали!» — говорю, глядя в зеркало заднего вида. Сегодня особенный день, поэтому я на машине. Аккуратно прикрываю бежевую дверцу доисторического седана. Ух, и припекает! У бытовок никого. Жара стоит уже целую неделю, поэтому работы у мужиков хоть отбавляй. В другое время я, как и обычно, наслушался бы шуток про мою колымагу, мол, не ровен час, развалится она на первой же выбоине прямо посреди дороги. «А на каком же еще автомобиле должен ездить старик? — всегда спрашиваю я, и сам же отвечаю, — На таком же, старческом». Древний дедуля на развалюхе из прошлого века никому не интересен. На дороге, иномарки нас брезгливо объезжают, гаишники отводят взгляд, и тормозят машину, едущую следом, а если и остановят, то уж совершенно точно не станут досматривать багажник. Что там может лежать у старика? И даже грабителям нечем поживиться в салоне со стандартной радиолой. Одним словом, мы давно списаны в утиль, но не похоронены. Ни дать ни взять призраки.

Захожу в одну из бытовок. И здесь никого. Внутри душновато, но терпимо. Радиоприемник, настроенный на ретроволну, передает музыкальный хит из совсем древней эпохи. Мелодия, как частенько водилось в те времена, украдена у какого-то иностранного исполнителя. Ставлю чайник на электроплитку. На столе, покрытом обрезком линолеума, в стопке с журналами должен быть сборник судоку. Где же он? Ага, попался! Лежит себе в самом низу пачки, никому не нужный, кроме меня, конечно. Да и мне он больше для антуража. Чем еще заниматься старику ночью на кладбище? Пока еще раз пробегусь по планам на сегодня. Глядишь, и время пролетит быстрее, а там и кладбищенские разъедутся, оставив меня наедине с мертвецами под гаснущим летним небом.

Выждав еще несколько часов, ночь подобралась и заползла на кладбище. В непроглядной тишине стрекочут кузнечики. Каждый раз тьма напоминает живым, что и они когда-нибудь окажутся здесь. Родившаяся где-то далеко в зарослях трель оставшегося без пары неудачника-соловья, разлетелась над полчищами могил. Где-то за лесом живые зажигают свет, а те, что помоложе предпочитают идти по краю, действуя в темноте, разыгрывают под простынями или на задних сидениях автомобилей трагедию под названием «маленькая смерть». Я вышел из бытовки. Распрямился. Вдохнул ночного воздуха. Снял очки с толстенными стеклами и убрал в карман спецовки. Сейчас, когда вокруг ни души они уже не нужны. Еще немного и глаза привыкнут к темноте, и мне будет достаточно лишь света луны и звезд.

Теперь надо действовать быстро: летом ночи короткие, а работы предстоит много. Загружаю в кузов пикапчика, переделанного из старого советского универсала, два мешка цементно-песчаной смеси, пару карт сварной проволочной сетки, пластиковую канистру с водой, ведро щебня, металлический тазик для замешивания раствора, лопату, лом, хотя мне он конечно без надобности, так на всякий случай. Еще прошлой ночью я отковырнул облицовку и раздолбил плиту под ней, и даже немного начал копать, а после уложил все обратно на фанерные листы. Лишнюю землю увез и распределил за бытовкой. Также в пикапе находится небольшой бензиновый генератор, и навален брезент: мужики оставили.

А теперь, главное. Поворот хромированного ключа с брелоком в виде милого мишки, символа олимпиады сорокалетней давности. Открываю багажник. Откидываю базальтовое одеяло:

— Ну, здоро́во, друг мой ситный! Заждался уже, небось? Потерпи немного: скоро уже последняя остановка.

Ни слова в ответ. Только булькает раствор в аккумуляторах холода, разбросанных поверх целлофана. Перекладываю синие емкости в стороны. Отодвигаю непромокаемый полог. Белый свет, струящийся от перламутровой половинки луны, очерчивает контуры тела в классическом костюме, неподвижно пристроившегося в позе эмбриона в тесном багажном отсеке.

— Ну, что в путь-дорогу, Виктор Петрович?

Молчаливый какой. Серьезный. Одним словом, настоящий мужик. Ну, и отлично, тогда без лишних разговоров за дело. Ныряю в багажник, подмышки вытаскиваю своего нового знакомого и взваливаю его на плечо. Сложенное пополам тело хрипит. Ничего, бывает. Не переживаю я и по поводу всяких физиологических жидкостей. Все вскрыто, откачано, вымыто и зашито — прям как новенький. Аккуратно усаживаю героя сегодняшней ночи в кабину, рядом с собой, чтобы не помять и не испачкать костюмчик. Пристегиваю ремень безопасности. Забираюсь в кабину сам. Ключ в зажигании. Перед пуском двигателя пробегаюсь по пунктам списка: все ли учел. Глубокий вдох. Ключ на старт. Фары зажигать не буду, да они, скорее всего и не работают, зачем менять лампочки в машине, которая ездит по кладбищу только днем.