Бессердечная Аманда

Мои слова о том, что для Аманды секс не имеет существенного значения, и мое утверждение, что я обеспечивал ей регулярное половое удовлетворение, лишь на первый взгляд противоречат друг другу. Суть в том, что она не стремилась получить как можно большеудовольствия. Бог знает, чего она там начиталась или наслушалась о разных видах зависимости – у нее весьма странное представление о свободе. Она хотела пользоваться определенными, чисто внешними преимуществами замужества и при этом сохранять полную независимость, чего не выдержит ни один даже самый образцовый брак. Как я уже говорил вам, ябыл женат и душой и плотью, она – нет. Я долгое время даже во сне не мог бы себе представить, что мырасстаемся, Аманда же была готова к этому всегда, каждую минуту. Во всяком случае, так мне кажется теперь, когда это происходит. Наша связь никогда не была для нее чем-то, к чему она прилепилась всей душой, она ни на секунду не расставалась со своей свободой. Она словно была покрыта защитной пленкой, она носила что-то вроде водолазного костюма, а брак был водой, которая не могла проникнуть сквозь водоотталкивающую ткань костюма. Может быть, именно потому я и был такпривязан к ней, что мне постоянно хотелось преодолеть расстояние между нами. И чем больше оно становилось, тем меньше я замечал безнадежность этой затеи. Я уподобился собаке, которая бежит за колбасой, привязанной к оглобле перед самым ее носом и которая не замечает, что таким образом тащит тележку.

Однажды она даже сама заговорилаоб испытанном оргазме. Это было, кажется, во время отпуска. Я спросил Аманду: «Что-нибудь не так?» Потому что не слышал никаких стонов и сладострастных вздохов. Да и взгляд у нее был какой-то безучастный. Я хорошо помню свои слова: «Неужто и вправду – холостой выстрел?» Она покачала головой и сказала, что мне, наверное, и ста лет не хватило бы, чтобы научиться хоть что-нибудь понимать в женщинах: как можно предположить неудачу именно тогда, когда удовольствие было особенно сильным?» Она сделала самое язвительное лицо, какое только смогла, и спросила: что же ей теперь – в будущем за каждый оргазм выдавать мне квитанцию в виде стона или вздоха? Я в восторге принялся осыпать ее поцелуями и сказал: «Только не это!»

Если бы существовала наука об эротической акустике, я был бы, наверное, крупным специалистом: у меня тонкий слух на фальшивые звуки. Я умею отличать искусственные крики от естественных. Я всегда слышу, идет ли вздох из глубины души, или это всего лишь жалкая имитация. Однажды я вынужден был прервать связь с женщиной, потому что та была чересчур щедра на вопли блаженства: не успевал я к ней прикоснуться, как она начинала верещать подобно полицейскому свистку, словно в эту минуту исполнялись все ее заветнейшие желания. Это действовало на нервы. Она вела себя так, как я, по мнению Аманды, вел себя в своих публикациях по отношению к партии. Аманда была далека от подобного лицемерия – я имею в виду любовную жизнь. Уж если она закрывает глаза, то это, без всякого сомнения, результат определенной эмоции, если из груди у нее вырывается возглас, значит, он не мог не вырваться. Такие проявления внутреннего состояния – надежные свидетельства, ни в чем она не бывала правдивее, чем в любви, хоть и пытается задним числом разубедить меня в этом. Знаете, какое у меня вдруг родилось подозрение? Что подобные утверждения ей нужны вовсе не для суда, а просто для того, чтобы лишить меня воспоминаний.

Есть женщины, которые обращаются со своими мужьями так, как будто те сделаны из стекла, во всяком случае некоторое время. Они должныэто делать, потому что иначе те просто не в состоянии будут выдать определенный результат; это всем известно. Я никогда не был таким мужем (ловлю себя на мысли, что мне хочется прибавить: к сожалению). А Аманда тем более никогда не была такой женой. Она считала четкое функционирование всех моих частей тела чем-то само собой разумеющимся. Это и понятно: все действительно происходило как по команде, как будто кто-то просто нажимал на кнопку – и процесс начинался. Я говорю это не для того чтобы похвалить себя, потому что так было далеко не со всеми женщинами. Аманда была скорее исключением. И главная причина этого заключалась в ней самой, уже в одном лишь ее присутствии: не успевали мы остаться наедине, как я уже был готов. Мне кажется, секрет ее притягательности кроется в ее запахе, в едва уловимом аромате, мимо которого другие проходят, ничего не заметив. А может, в чем-то другом, – к счастью, любовь полна загадок. Аманда крайне удивилась бы, если бы я вдруг, лежа с ней рядом, оказался не готов к применению. Интересно, не казался ли бы я ей более привлекательным, если бы был жалким, усталым и нуждающимся в помощи и утешении? Но, пожалуй, не стоит тратить время и силы на поиски ответа.