Бессердечная Аманда

За этим последовала амурная история из школьных времен. Она училась с Люси в одном классе, обеим было по восемнадцать. Люси была далеко не идеальной ученицей, она с грехом пополам переползала из класса в класс, и тут вдруг по физике нашла коса на камень. Сложилась угрожающая ситуация: учитель заявил, что у нее не просто пробелы в знаниях — где нет знаний, там не может быть и пробелов. Дверь, ведущая в университет, оказалась для Люси не просто закрытой, а заколоченной гвоздями. Тогда Аманда разработала план спасения. Она посоветовала Люси за неимением знаний произвести впечатление на Новацки (так звали учителя) другим способом, его, мол, нетрудно соблазнить — это видно по тому, как он таращится на ее коленки. Почему бы не сделать над собой небольшое усилие ради благородной цели? Но эта курица не решалась, и ей, Аманде, пришлось взять дело в свои руки. Она подсунула ему анонимное любовное послание, как следует надушив его; она принялась гипнотизировать его на уроках, она, сидя перед ним, раздвигала ноги на целых пять сантиметров. Когда она решила, что уже достаточно сделала для его совращения, она облилась теми же духами, которыми обработала письмо, и таким образом специально выдала себя как автор анонимного послания. Потом она, глядя на Новацки, спросила Люси — так, чтобы он слышал, — не желает ли та пойти с ней на дискотеку там-то и там-то; она, мол, ходит туда каждую субботу. Одну субботу они прождали его напрасно, в следующую он явился. Они танцевали; на Новацки все смотрели как на идиота, потому что он каждый раз извинялся, случайно задев или толкнув кого-нибудь. Люси, которой нельзя было попадаться ему на глаза, наблюдала за ними издалека, чтобы не прозевать их уход. Новацки предложил уйти раньше, чем они ожидали. Аманда еще толком не поняла причину его спешки — было ли это любовное нетерпение, или он просто уже не в состоянии был переносить рев музыки. Он пошел провожать ее домой, по дороге она притворилась пьяной. Потом они целовались в темном подъезде. Люси все не появлялась. Бедняга уже мучился с молнией на ее узкой юбке, и тут наконец Люси открыла входную дверь, включила свет и произнесла условленное: «Ага!» Таким образом, все пробелы в ее знаниях были немедленно ликвидированы и она получила тройку — им даже не пришлось его шантажировать.

Я говорю Аманде, что ее рассказ — это холостой выстрел: если она и права в своем предположении, что я идеализирую ее, то теперь степень этой идеализации значительно возросла.

19 сентября

Я опять пытаюсь говорить о будущем и наталкиваюсь на уже привычное сопротивление. Но, как ни сопротивляйся, нам нужно потихоньку привыкать к мысли, что никакого разрешения мы не получим.

Почему она так боится произносить слово «будущее»? Что такого неприличного в желании строить планы?

Аманда стала необыкновенно раздражительна. Стоит Себастьяну допустить какую-нибудь крохотную оплошность, как она уже выходит из себя. Он уже чуть ли не прячется от нее.

Они добились своего: мы поджали хвосты. Я против воли спрашиваю себя, влюбился ли бы я в Аманду, если бы мы встретились с ней в нашем сегодняшнем состоянии. Когда мне было пять лет, к нам прибилась маленькая рыжая кошка, и я отвоевал для нее местечко на кухне. Я не мог нарадоваться на ее потешные проделки и прыжки, но в один прекрасный день она вдруг утратила всякий интерес к моему мячику и, лежа в своей корзинке с потускневшей, словно погасшей шерсткой, безучастно смотрела, как он катится мимо. Мать сказала, что она долго не протянет, и я ненавидел ее в ту минуту за это пророчество. Вскоре кошка и в самом деле умерла. У Аманды тоже потускнела шерстка, мои мячики ее уже давно не интересуют.

Где это написано, что надо хандрить из-за каждой ерунды? Я принуждаю ее к разговору о том, что с нами будет. Что это за мода — сидеть как на похоронах и ждать избавления? Мы ничего не можем сделать, говорит Аманда, мы у них руках. Я отвечаю: еще как можем! Она качает головой: единственное, что мы могли бы сделать, — это попытаться бежать с риском для жизни. Но на это она не согласна — сколько раз ей еще нужно объяснять мне это! Я говорю, что имею в виду совсем другое: мы могли бы попытаться не терять бодрости духа. Да, да, отвечает Аманда.

Она включает телевизор, там идет репортаж с Олимпийских игр, на которых ее страна добивается блестящих результатов. Собственно, моя проблема, говорит она, не в будущем, а в настоящем — что я все хожу вокруг да около? Вокруг и около чего?