Последний год я работала горничной в придорожном мотеле, и, хотя работой моей мечты никогда не было мытье чужих туалетов, не могу сказать, что ненавижу эту работу. Она отнимает много времени и заставляет прилагать усилия. Я решаю сосредоточиться на ванной и отмываю её до блеска. Ну, или настолько, насколько может быть чистой тридцатилетняя плитка. Затем протираю раковину с зеркалом и идеально ставлю зубную пасту и зубную щетку Итана в стакане.
Его кровать уже заправлена, но не очень хорошо, поэтому я перестилаю её, следя за тем, чтобы ни один уголочек не выпирал, и не было ни единой складочки на покрывале. Если бы у меня была плитка шоколада, я бы оставила ее на подушке. Потом вспоминаю, чью постель застилаю, поэтому решаю, что если бы у меня был шоколад, я бы со злобой слопала его за один присест.
Время ужина наступает к моменту, когда я дометаю пыль с крыльца. Доходя до столовой, я готова упасть в обморок. После моего «бодрствования» на матрасе, я готова уснуть стоя, но сначала мне необходимо подкрепиться. Я чувствую на себе взгляды жующей команды, когда вхожу внутрь с чистящими средствами, которые пришлось притащить назад. Я знаю, что всех заинтересовало моё присутствие. Оно на самом деле кажется странным, но, так как я не собираюсь уезжать отсюда в ближайшее время, им просто придется привыкнуть ко мне. Джереми, стоя в очереди за едой с Максом, обещает взять мне порцию, а я иду убирать чистящие средства на место.
Вернувшись к ним, мы выходим есть на улицу. Я все еще не до конца переварила эту жизнь в лесу. Если бы не стройка и не соотношение девушек и парней, можно было бы решить, что все мы в летнем лагере для переростков. Сейчас замечательная для конца весны погода: температура держится в районе двадцати градусов и над головой постоянно светит солнце. Вокруг великолепный пейзаж, а еда так вообще много лучше стряпни, что я готовлю дома. Сейчас мы уплетаем лазанью на шезлонгах под тенью сосен. В нескольких футах от нас парень бренчит на гитаре, которую, должно быть, прихватил из дома. В общем, все не так уж плохо, особенно, когда ты среди друзей.
Я пытаюсь ухватиться за эти мелочи, пока могу, потому что как только Роберт бок о бок заходит в столовую с Итаном, мое настроение сразу портится.
— Он смотрит на тебя, — говорит Джереми, подталкивая меня локтем.
— И что с того? — шиплю я, макая хлебную палочку в соус маринара.
— Он идет сюда.
Сердце уходит в пятки.
— Тейлор, могу я с тобой поговорить? — холодно спрашивает Итан.
Гитарист перестает бренчать, и все в радиусе пяти ярдов оборачиваются и таращатся на меня. Я просто обязана встать.
— Конечно, — бормочу я сквозь стиснутые зубы, ставя тарелку с едой на сиденье и повернувшись к нему. Я хотела уйти подальше от столовой, чтобы не допустить свидетелей нашей дискуссии, но мы отходим всего на несколько шагов. Настолько далеко, чтобы нас не услышали, но все еще видели. Я напрягаюсь и поднимаю глаза на Итана. Теперь никто не сможет обвинить меня в трусости.
Он смотрит на меня, склонив голову и моргнув одним глазом. Затем упирает руки в бока, делает глубокий вдох и говорит:
— Я хотел бы извиниться за то, что сказал сегодня днем.
— Что?
— Мой комментарий был неуместен.
От шока моя челюсть ударяется об пол.
— О, ладно. Спасибо. — Я обнимаю себя руками и понимаю, что шаркаю ногами, и немедленно прекращаю это делать. — А ты прости, что бросила твое белье на пол. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было довольно глупо.
Он кивает, разворачивается и уходит.
Я стою и наблюдаю, как он заходит внутрь вместе с Робертом.
Джереми и Макс доставали меня расспросами в течение десяти минут на счет этого инцидента. Для них это выглядело непонятным обменом любезностями, а не случайным разговором между работодателем и работником.
— Ты застыла, — замечает Джереми. — Выглядела, как олененок в свете фар.
Макс соглашается.
— Он тоже не выглядел счастливым, — добавляет Макс. — Хотя, может быть, он всегда такой? Когда он увидел, что я с тобой разговариваю, то вел себя, как придурок.