Бессердечный Босс

И вот сейчас замечаю, что лицо Джереми не сияет от счастья в перспективе воссоединения с его любимой Хлоей. Он выглядит скорее потрясенным. Его волосы торчат во все стороны, как будто он взъерошивал их руками, а его покрасневшие глаза напоминают блюдца.

— Что происходит? — успеваю пробормотать я, прежде чем он протягивает руки и обнимает меня так крепко, что едва могу дышать.

— Тейлор... Я... — Он маниакально смеется. Кто-то подсунул ему что-то во время обеда?

— Да что такое? Что происходит?!

— Я скоро стану отцом, — наконец выдавливает он едва слышным шепотом.

Я шарахаюсь назад, вскинув руками.

— Что?!

О чем он говорит? Мы же работаем. Отцом? Что? Как? Кого он оплодотворил?

Джереми закрывает рот рукой и качает головой. Ну, зато теперь становится очевидна причина красных глаз, учитывая, что они наполняются слезами. Он плакал.

От радости.

— Джереми, это... — Мой голос срывается. — Это отличная новость.

Больше всего на свете я желаю Джереми счастья, и прямо сейчас он счастлив. Он в явном восторге от этой новости. Новости, которая переворачивает его мир с ног на голову.

— До сих пор не могу в это поверить. Я только что разговаривал с Хлоей по телефону. Она пыталась дозвониться до меня весь день. Срок уже шесть месяцев.

— Шесть месяцев?! Неужели по ней не заметно?

Мое сердце бешено стучит, пока я пытаюсь обработать все эти новости.

Он кивает и вытирает слезы со щек.

— Она всегда была аппетитной... Наверное, мне стоило быть повнимательней, но сейчас это уже не важно. Она сказала, что у нас будет маленькая девочка, и хочет назвать ее Жаклин в честь бабушки. Хлоя боялась моей реакции, поэтому так долго молчала. Вот почему она так пыталась позвонить мне сегодня, а не дожидаться моего возвращения домой. Она переживала, что я от них откажусь.

Я никак не могу это переварить. У Джереми были цели. Он хотел выбраться из долгов и свить собственное гнездышко. Я рада за него… Я... Я...

И что же теперь будет?

А будет вот что: Джереми переезжает.

В Сан-Антонио, где у Хлои живут дядя и тетя. Они хотят им помочь. Ее дядя управляет автосалоном и готов взять на работу Джереми.

— Для нас это прекрасная возможность.

— Лучше этой? — уточняю я, чувствуя себя полной идиоткой из-за того, что вообще заговорила об этом. Я просто все еще в шоке.

Он встречается со мной глазами, полными страдания. Я чувствую себя ужасно. Ему нужно наслаждаться этим моментом, но как это возможно, когда я стою здесь, как пиявка, высасывающая радость?

— Хлоя твердо намерена отправиться в Сан-Антонио, и я не могу её бросить. Я должен делать то, что лучше для моей семьи.

Семья.

Верно.

Хлоя и Жаклин - семья Джереми. А вот у меня больше нет страховки в лице Джереми. Я не могу сейчас уехать с ним в Оук Дейл, потому что мне не на чем будет вернуться сюда в понедельник. Будь у Макса машина, я бы могла поехать с ним, вот только Джереми сказал, что тот сам ездит с другим парнем. Точно он не уверен, а номера Макса у нас нет. Я чувствую, что нахожусь на грани слез, но не могу разрыдаться перед Джереми. Не могу заплакать и испортить радостный для него момент еще сильнее, чем уже испортила.

— Эй, почему бы мне просто не отвезти тебя сюда в понедельник? — предлагает Джереми, но я качаю головой.

— Не, это глупо. У тебя много... дел, а я не против остаться здесь. Сейчас только заберу вещи из пикапа.

Он хмурится.

— Где ты собираешься спать? Можешь занять мою койку.

Это конечно вариант, но я бы предпочла не спать в бараке и не пользоваться общим душем без Джереми.

Судя по всему, настало время возвращаться в розовый домик.

* * *

Лагерь превратился в город-призрак. Никого нет. Вскоре уехали и оставшиеся автомобили. Осталась только я... и олень, жующий траву в паре ярдов от меня. Я пытаюсь подойти поближе, но он пугается и убегает. Ну, вот и всё, теперь только я. План мой оказался совсем не продуманным. Если честно, то я даже не уверена, что здесь разрешено оставаться на выходные. С другой стороны, если никого нет, то на меня никто не пожалуется, правда?

Я тащу вещи через лагерь в розовый домик. Мне сразу вспоминается первый день – дом тихий и уединенный. Открыв скрипучую дверь, смотрю на койку Итана, все еще идеально застеленную после моей утренней уборки. Он не забрал с собой все вещи. На комоде лежит бейсболка, а в ящиках кое-какая одежда. Я распаковываю сумку (на этот раз, надеюсь, надолго) и пытаюсь дозвониться до мамы. Три попытки не приносят никаких успехов, и я готова швырнуть мобильник через лес. Проклинаю телефонных операторов и недостаток телефонных вышек в середине нигде.

Когда гнев не угасает, я вылетаю из домика, спускаю зад по лестнице и испускаю душераздирающий жизнь-не-может-быть-настолько-несправедливой крик. Птицы взлетают с близрастущих деревьев, очевидно, испугавшись меня. Я сама себя боюсь.

Но существует такое понятие, как «чересчур».

С этим не справиться ни один человек. У всех есть предел, и, походу, своего я достигла.

Мне так понравилось орать, что я это повторила.

И еще.