Я вздыхаю, копаясь в своем телефоне и перечитывая старые сообщения от Айлы.
Прошла неделя с тех пор, как она уехала домой, и, честно говоря, я даже не знаю, когда она вернется. И вернется ли вообще. Я не спрашивал об этом. Не хотел, чтобы она знала, что меня это волнует, потому что, черт возьми, меня это волнует.
Может, какая-то часть меня чувствует вину за то, что я не заперся в квартире, оплакивая Дамиану. Говорят, время лечит раны, но мне кажется, оно исцеляет их быстрее, когда все твое время, энергия и мысли сосредоточены на чем-то абсолютно другом. И тогда в один прекрасный день ты понимаешь, что раны заживают, оставляя после себя небольшие шрамы, которые можно ощутить кончиками пальцев.
Айла — это мазь, которая притупляет боль, затягивает и исцеляет рану.
И я нашел кучу оправданий тому, что позволил ей уйти.
Она ушла, а я даже не попытался ее остановить. Вместо этого только всячески оправдывал свой поступок.
И теперь пожинаю плоды всего этого уже гребаных семь дней.
Просматривая наши сообщения, я ухмыляюсь, читая некоторые ее саркастичные шутки. Вдыхая, я представляю себе, что ощущаю аромат сладкого миндального лосьона, которым от нее пахло в последний раз, когда я ее видел, и представляю нежность ее бархатной кожи под кончиками своих пальцев.
Когда телефон начинает вибрировать и на экране появляется ее имя, мне кажется, что у меня галлюцинации.
— Ты дома? — спрашивает Айла на другом конце линии, не дав мне возможности поздороваться.
— Да.
Она бросает трубку, оставляя меня в замешательстве. Я перезваниваю ей, когда в дверь раздается стук.
— Не могла перестать думать о тебе, — говорит она, затаив дыхание, когда я открываю дверь. Она обнимает меня за шею, прижимается своими губами к моим, и, спотыкаясь, мы пятимся назад.
Схватив за попку, я приподнимаю Айлу, и она обхватывает меня ногами, когда я несу ее в спальню. Неделя без нее была слишком длинной, и я не трачу впустую ни одной гребаной секунды.
— Я пыталась, — шепчет она мне в губы. — Все семь дней.
Она целует меня еще настойчивее.
— Не могла выкинуть тебя из головы, — говорит она со вздохом, снова прильнув к моим губам.
Я не говорю ей, как рад ее видеть, как рад прикасаться к ней. Вместо этого несу в спальню и кладу на кровать, срывая нашу одежду, пока мы не становимся абсолютно голыми и запыхавшимися.
— Боже, я так скучал по тебе, — говорю я, когда нависаю над ней, проводя руками по внутренней стороне ее бедер и раздвигая их. И только когда наши взгляды встречаются, я понимаю, что сказал. Я не сказал, что скучал по
— Больше так не делай.
— Что не делать?
— Не уходи от меня, — говорю я.
— А как я должна была поступить? Ты не дал мне выбора, — отвечает она, обнимая меня за шею и проводя пальцами по моим волосам. Наши бедра крепко прижаты друг к другу, одно неверное движение, и я буду глубоко внутри нее, неспособный и не желающий останавливаться, пока мы оба не кончим. — Я хотела держаться подальше от тебя, Ретт. Поверь мне.
Втягиваю губы Айлы своими и улавливаю легкий аромат ее возбуждения.
— Не могу заниматься с тобой сексом, — говорит она едва слышно. — Ты мне очень нравишься.
Я обхватываю ее левую грудь, прильнув губами к розовому бутону и перекатывая его между зубами.
— Не хочу тебя любить, — говорит она. — Нет.
— Я тоже не хочу тебя любить, — говорю я, лаская языком ее сосок.
— Значит, ты признаешь это. — Ее губы растягиваются в кривой улыбке. — Я тебе нравлюсь.
Слова повисают в воздухе, когда я с силой вдавливаюсь своими бедрами в нее, а затем произношу их:
— Да. Ты мне нравишься, Айла.
Она скользит руками по моим бедрам, крепко обхватывает зад, извиваясь подо мной.
— Бога ради, Ретт, я на таблетках. Просто трахни меня. — Ее мольба нетерпелива и поспешна. — Я просто хочу снова почувствовать тебя внутри.
Мой член становится еще тверже, если это вообще возможно, и, взявшись за основание, я направляю его в нее. Я вхожу глубоко и резко, так, что она охает, и ее ногти вонзаются в мою плоть, будто ей больно и приятно одновременно.
— Ты такая влажная, — стону я ей в ухо и утыкаюсь лицом в изгиб ее шеи, когда вонзаюсь еще глубже. Чем быстрее я двигаюсь, тем сильнее она обхватывает меня, ее бедра широко разведены. — И ты такая узкая. Боже, такая тугая. Ты скучала по этому?