В народе бы его назвали благородным. Хотя мне и раньше казалось, что в Максе Волконском прослеживалась связь с дворянскими домами Российской империи. Где-то в хрониках осталась ветвь, которую посчитали прервавшейся.
Или виновато мое бурное воображение, вызванное хорошим ударом по башке.
— А ты непохож по описанию на того, кого мы уничтожили в Урюпинске. Даже я не видел тебя настоящим. Очередное отражение? — я рассмеялся и сплюнул скопившуюся во рту кровь.
Разбитая в прошлом бою губа саднила. Лопнула корочка от бесконечных трясок.
— Мне нравится менять образы на те, что подходят для общения с определенными людьми.
Макс поднял руку, затем крутанул кистью. Из осколков появились девичьи пальчики с розовыми ноготками. Сквозь мужское лицо проступило женское, ушла чрезмерная бархатистость голоса и сменилась визгливостью.
— Твои жертвы. Ты носишь личины поглощенных душ, будто одежду на выход, — я задохнулся, потому что невидимый обруч стиснул горло.
— Они здесь добровольно, — Макс снова стал собой и шагнул ко мне вплотную. — Пришли за помощью, попросили убежище. От ищеек император, горечи, забвения, тоски, смерти.
— Ты используешь их, как источник своей магии! Ты — убийца! Призванный при живой душе!
Выплюнув жестокие слова, я дернулся, когда холодные пальцы сомкнулись шее. Но кислород не перекрыли, я снова дышал полной грудью. Только двигаться не мог, провалившись в бесконечную серость его взгляда. Смотрел и тонул, захлебывался, цеплялся за пустоту и проваливался глубже. Прямо как в тот раз.
— Если я убийца, то кто же вы, офицер? — задал Макс вопрос.
Смысл дошел до меня не сразу. Но целую минуту, показавшуюся вечностью, я задохнулся от мощи проснувшегося вулкана из эмоций. Мы по-прежнему смотрели друг на друга: не отрывали взглядов, не отворачивали головы. А от прикосновений Максима Волконского озноб пробрался под теплый свитер.
— Убийца.
Мы все убийцы. Так или иначе. По приказу, добровольно или по вине психических отклонений. Не существовало в мире причины, чтобы оправдать человека, который отнял чью-то жизнь. Насилие и смерть оставались насилием и смертью в любой плоскости мироздания.
— И я снова задам вопрос, — проговорил Макс, внезапно убирая руки. — За что вы боретесь, офицер?
Я не знал, что сказать. Весь словарный запас превратился в чистый лист, будто кто-то нажал удаление и снес подчистую систему. Одно до меня дошло точно: от выбранного ответа зависли наши с Васей жизни.
— За себя, — я отправил все на самотек. Позволил отпустить внутренние вожжи и речи литься с языка без долгих размышлений над их правильностью. — За семью, которой у меня никогда не было. Страну, людей, нелюдей, своих ребят, друзей.
За спиной Волконского мелькнула тень. Кажется, Вася отмер. Поэтому я расслабился, успокоился и сморгнул кипящие в глазах слезы. После чего поддался к Максу и выдохнул:
— За любовь. Ко всему вышеперечисленному.
Свист сменился громким звуком, переросшим в непрерывное гудение. Воздух завибрировал, я почувствовал, как зазвенели стеклянные осколки и противное пение. Послышался хаотичный треск, повсюду лопались зеркала. Макс с криком отскочил, его буквально подбросило в воздух и откинуло в конец коридора. Туда, где яростно хлопали двери от бешеного сквозняка.
— Вася!
Пол под нами рушился, Шумский покачнулся, затем с воплем полетел в пустоту. Сначала я ринулся к нему, но в последний момент развернулся и посмотрел на поднимающегося Макса. Теперь нас разделяла пропасть. Коридор и стены разломало в том месте, где звуковая волна разрушила ловушку.
Едрёный дрын, мы будто парили в пространстве. Неужели так выглядело сознание Максима?
— Эй!
Он посмотрел на меня, но не предпринял попытки напасть. Глаза все также сияли, магия постепенно восстанавливала повреждённые участки. А до меня наконец дошло, почему только сейчас Макс появился в моей жизни.
— Ты заблудился, верно? — спросил я. — Потерялся в Зазеркалье и пришел ко мне в момент, когда Оксана выплюнула чертов осколок, да?!
Никого Макс специально не искал. Вряд ли он вообще до конца осознавал, где находился. Потерянный и брошенный в лабиринте, созданным собственной магией, Волконский ухватился за то единственное, что показалось ему знакомым. Последний кусочек из прошлого, связанный со мной, а не Васе или Кристине. Видимо, уничтожив те отражения, они стерли часть его воспоминаний.
Поэтому он постоянно задавал один и тот же вопрос.
Всевышний. Насколько же сильно душа Макса срослась с душами других людей и нелюдей, живущих в его мире?
— Дай руку, — я протянул ладонь, и он уставился на нее с непониманием на лице. — Я выведу тебя из ловушки.
— Но я не в ловушке, — моргнул Волконский. — Здесь мой дом.
— Твой дом среди живых, Макс.
— Нельзя, — он поднялся на ноги, и вокруг него опять закружила бриллиантовая пыль. — Последний осколок. Я никак не могу его найти. Без него зеркало не станет целым.
О чем речь? Треклятый хаос, я как будто разгадывал ребус, и на кону стояла моя жизнь.
— Мы поищем вместе. Клянусь тебе, — твердо сказал я, продолжая тянуть руку. — Ну же! Давай!