Бессилие и ужас в театре кукол (СИ)

Он попытался выпрямится и безмятежно глянуть в окно, но не смог повернуть шеи. Она задеревенела и никак не хотела слушаться. Перед его глазами всплыла сцена убийства. Окровавленное лицо парня и его убогое тело. Наверняка этот образ застыл в его глазах и одноклассники видели его. Точно! Эта картинка предательски горела внутри зрачков и из-за неё все знали о его грехе. Или нет. Или им рассказал кто-то из тех, кто наблюдал за ним. В любом случае, он раскрылся. Убийство оставило на нём не стираемую метку.

— Марк, ты, случаем, не болен? Ты весь красный, — проходя мимо, сказала ему одна из одноклассниц.

Юмалов чуть ли не завыл, но остался сидеть на месте. Кровь в панике билась у его висков, пытаясь пробиться наружу и сбежать из этого ада.

— Нет, это лишь моё воображение, я слишком переволновался за последнее время…

— Ты чего там бормочешь, Юмалов? Урок уже начался, — сурово сказала учительница. И правда, все сидели по своим местам, а он даже и не заметил звонка.

Спустя несколько минут он сумел взять себя в руки и успокоить панику. Теперь он корил себя за этот приступ безумия. Марк ведь и сам прекрасно понимал, что всё это лишь его мнительность и больное воображение… всего лишь бред, болезнь, но как он мог доказать это своему подсознанию? Волны ужаса хлестали беспощадно хлестали его разум, отступая лишь на время. Это была настоящая мука. На следующую перемену он уже не выдержал и сбежал из класса, до боли стискивая ворот рубашки. А там — в коридоре — было ещё хуже. Сотни школьников шныряли там и, конечно, «тоже знали». Так что он запаниковал ещё больше и тут же бросился в туалет, запинаясь и бесцеремонно расталкивая массовку, а затем заперся в одной из кабинок и — выдох.

Теперь он был один и мог спокойно подышать. Сотни взглядом отлепились от его лёгких, давая им возможность беспрепятственно наполнится воздухом. В туалете было окно, через которое можно было смотреть на улицу да на парочку голых деревьев, посаженных на территории школы. Выдавив скромную улыбку, Марк принялся рассматривать извилистые стволы, накрытые белым снегом. Они твёрдо вцепились в землю и нагло вырывались вверх, где, не выдержав, распадались на кучу ветвей и ниспадали вниз. Выглядели они так: д е р е в ь я. «Интересно, а там, по ту сторону, природа выглядит так же?» — размышлял мальчик, когда его умиротворённое и ложное одиночество наглым образом нарушили. В туалет вошёл давешний одноклассник, который недавно просил его что-нибудь рассказать.

— Метка! — крикнул он, заставив Марка вздрогнуть

— Чего?

— Да ничего, — пожал плечами юноша.

Он медленно прошёл вперёд и, встав возле Юмалова, тоже стал смотреть в окно. Отойдя чуть назад, Марк осмотрел мальчика сзади. Грузное, нескладное тело, слишком широкая спина, скошенные друг к другу ноги и кудрявые игривые волосы, в которые просочился свет его души. Да, этот паренёк был хорошим человеком. И заметив это, Марк подумал о том, что мог бы убить его прямо сейчас. Не из ненависти, а из милосердия и, чего уж греха таить, из собственного страха — взять и убить, освободить свет из этих волос, разрушить сковавшую душу оболочку и выпустить дух из мира этой ужасной истории в мир совершенно другой или, что было бы ещё лучше, в ничто. Он мог бы наброситься со спины и ударить по голове чем-нибудь тяжёлым, например тем кирпичом, валяющимся на полу у унитаза. «Нет! — отдёрнул он сам себя с неприкрытым отвращением. — Не сейчас. Я не могу».

Марк стал присматриваться к парню, чтобы понять: знает он или нет. Это чувство — некая мания, засевшая в его разуме, будто плесень — не покидало Юмалова, мучило его. Однако чем больше он всматривался и вслушивался в слова, движения и в целом поведение одноклассника, тем более терялся. «Он ведёт себя совсем как обычно, но почему тогда я в такой панике? Почему мне так страшно рядом с ним? Что происходит? Мне кажется, я схожу с ума», — терпя скребущую сердце боль, шептал он, изредка деревянно отвечая на бессмысленные вопросы парня, чьего имени он даже не помнил, а порой даже сам о чём-то спрашивая. И да, всё то время, что Марк размышлял о своей паранойе, он вёл диалог. Занимательная многозадачность. Однако после, когда юноша пытался понять, о чём же они говорили, он вдруг понял, что в сущности ни о чём. А значит и заслуги здесь никакой у него нет — кидать пустоту в пустоту не так уж и сложно. Но вдруг эта пустота приобрела слишком большой объём и стала давить на Марка. Своим массивным телом она упёрто наваливалась на него. И юноше стало неприятно, даже гадко. Замерев и сжав челюсть, Юмалов остановил своего бывшего товарища в самый разгар его речи и крикнул:

— Боги, да скажи же ты хоть что-нибудь!

— Но что?

Не дослушав парня, Марк развернулся и быстрым шагом вышел из туалета. Его же одноклассник остался в одиночестве и недоумении, едва ли он что-то понимал, но сердце его сковала печаль и обида.