Бессилие и ужас в театре кукол (СИ)

Юмалов попробовал подняться на ноги, но его тело вдруг обдало такой удушающей болью, что стиснула всё его естество костлявыми пальцами до такой степени, что… а, к чёрту. От этих ощущений он взвыл, покачнулся и чуть было не упал лицом в орошённую мелкими камнями землю, но удержался и остался стоять на коленях. Опустив взгляд вниз, Марк ненадолго задумался, а затем стал панически осматриваться, словно ища кого-то. Но никого не было, не единой человеческой души или даже звука, намекающего на их существование. И тогда Марк скрестил свои тощие, дрожащие и облитые кровью руки на груди и с силой прижал их к себе, испугавшись, что он остался совсем один на этой планете, что теперь весь мир представляет из себя эту проклятую, адскую метель, а он один живой человек остался в нём и никого… больше никого.

Вдруг из бурана вырвался силуэт человека, после чего, примерно спустя три секунды, появились и его шаги. По началу казалось, будто у идущего навстречу Марку человека нет ни тела, ни лица, лишь невнятная тень, но скоро из стены пепла и пыли выросло обеспокоенное лицо Кости, орошённое каплями пота. Сотин, лишь завидев Марка, нырнул к нему, схватил за плечи и затем торопливо и цепко окинул его взглядом, будто удостоверяясь в наличии всех конечностей мальчика.

— Да, выгляжу я неважно, — попытался произнести Марк, но голос его сорвался и сказал он это едва слышимым шёпотом, а затем закашлялся.

— Вижу, — сказал Костя и улыбнулся, — вижу. Но чувствуешь-то себя как? Живой?

— Не… — Марк задумался и, чуть нахмурив глаза, осмотрелся вокруг, словно в чём-то сомневаясь и что-то подозревая, — не уверен.

— Чего это ты смотришь на меня так странно?

Их разговор прервал звук приближающихся полицейских сирен. Марк с Костей переглянулись и вместе посмотрели в сторону, откуда доносились звуки. Юмалов с силой вцепился руками в землю и до крови прикусил бледную, словно у мертвеца губу. Маленькая капля быстро налилась цветом, словно яблоко, заалела и поспевшим плодом упала вниз — на землю. Марк проследил за ней взглядом и заметил, что земля, как оказалось, имела необычный красный оттенок, словно насквозь пропиталась кровью. Наверно примерно такого цвета песок в пустыне во время заката, когда гигантское горячее солнце залезает в него своим полным брюхом.

Совсем скоро из чрева метели вырвался автомобиль. То была старая, заниженная, обшарпанная «газелька» серого цвета, с сине-красными мигалкам на крыше. Откуда-то издалека, едва пробиваясь сквозь треск пожаров и завывания ураганного ветра, до Марка стали доносится чьи-то душераздирающие крики, полные такой боли и страха, что казалось, будто эти адские звуки ножами проходили сквозь грудь юноши, оставляя там глубокие раны. Обернувшись на эти звуки, Марк почему-то надеялся увидеть мелькающие вдали красно-жёлтые огни горящих заживо людей, но там ничего не было, кроме пыли, летающего в воздухе мусора и жалких остатков здания-банка. И одновременно с криками людей где-то вдали, совсем рядом с юношей запищали тормоза автомобиля. Снова посмотрев вперёд, Марк увидел, как, подняв целое облако едва успевшей опасть на землю пыли, «газель» остановилась и из открывшейся двери наружу стали вылезать одетые в военную форму люди, вооружённые обрезанными версиями автомата Калашникова. Словно стая жуков, они рассыпались по округе и попрятались в углах да щелях. Один из них стал напротив Марка и, нацелив на него оружие, стал медленно подходить.

— Костя… — произнёс Марк отрешённо.

— Чего?

— А… слушай… а где их лица?

— Ты о чём? Они же в масках, — удивлённо сказал Сотин.

Марк медленно, словно проржавевший и тяжёлый механизм покачал головой.

— Нет, ты не понимаешь, — спустя время сказал он.

— Чего? Ты в порядке?

— Ты не понимаешь! У них нет чёртовых лиц! Их нет. Нет, — выкрикнув это, Марк с силой отмахнулся от Сотина, но рука прошла сквозь парня, как сквозь песок, после чего тот растворился в воздухе так же неожиданно, как появился. — И тебя нет. Я совсем один.

Выдавив эти слова, Марк стал медленно подниматься на ноги. Стоило ему попробовать встать, как кто-то будто схватил его за левую часть мозга. Вот прямо изнутри взял — и схватил, при этом сжав до боли, остервенело так, наслаждаясь этим. Положив ладонь на голову и нащупав в ней кровоточащую рану, Марк сморщился, дрогнул, но вставать не перестал. Так, покачиваясь, будто неустойчивая статуэтка, он всё же принял вертикальное положение и встал в полный рост прямо перед военным, как мраморная статуя. Смерив безликого взглядом, Марк закрыл свои глаза, достал из кармана пистолет и, не целясь и не поднимая век, несколько раз спустил курок. Сначала послушались звуки чавкающих пуль, что жадно впились в живое мясо, но после, когда юноша уже перестал стрелять, звук чавканья никуда не делся, а лишь усилился, к нему добавились странное склизкое шуршание и какое-то нарастающие хлюпанье. Марку вдруг стало страшно. Ему совсем не хотелось открывать глаза, но он их открыл.