Бессильная

Я уже собираюсь выскользнуть обратно за дверь, когда мое внимание привлекает масса беспорядочных черных волос. Он сидит — нет, облокотился на большую каменную плиту в дальнем конце бального зала, грязный и перепачканный кровью.

Сердце колотится о грудную клетку.

Он ранен. И, главное, почему меня это волнует?

Я, спотыкаясь, спускаюсь по ступенькам, делая их по две за раз. Я чуть не подвернула лодыжку в смертоносном приспособлении — туфлях на каблуках, а затем неловко сбросила их с ног, позволив им упасть на ступеньки, прежде чем я почти сделала то же самое.

Я внезапно оказываюсь перед ним, в считанные секунды преодолев весь бальный зал. Я падаю на колени и смотрю в его окровавленное, перепачканное грязью лицо. Его серые глаза лишь на мгновение выглядят испуганными, а затем начинают блуждать по мне, осматривая мое тело на предмет повреждений, в то время как я делаю то же самое с ним.

Слова вырываются у меня изо рта. — Что случилось? Где ты ранен? — Я оглядываюсь вокруг, сканируя комнату. — И где эти чертовы Целители?

— А, Грей. Как раз тот человек, которого я хотел увидеть. — Он произносит эти слова сквозь стиснутые зубы, но при этом ведет себя, как обычно, спокойно и собранно.

— Что случилось? — спрашиваю я, глядя на его разорванную одежду и обнаженную грудь, покрытую порезами. Его руки и большая часть тела покрыты кровью, хотя я уверена, что большая ее часть ему не принадлежит.

— Прежде чем мы перейдем к этому, — он старается не выдать гримасу, — к вам пришел Целитель? — Он вдруг стал серьезным, боль забылась, когда его глаза снова окинули меня.

Я одновременно смущена и раздражена им — похоже, это частое явление. — Что? Да. Я в порядке. — Я отмахиваюсь от его вопроса и придвигаюсь ближе, слегка вытянув руки. — Но очевидно, что это не так.

— А я-то думал, что ты ненавидишь меня и мои дурацкие ямочки. Я тронут, что ты так заботишься о моем благополучии, Грей. — Даже испытывая явную боль, он все равно находит способ ухмыляться. Наряду с тем, что ведет себя как полный осел.

— Не путай мои мотивы, принц. Я всего лишь хочу сохранить тебе жизнь, чтобы иметь возможность согнать эту ухмылку с твоего лица. Снова. — В его словах нет ни капли ехидства, и он смеется, сдвигаясь на камне, обнажая передо мной спину.

Я ахаю. — Да что, черт возьми, с тобой не так?!

— Дорогая, это очень сложный вопрос.

Я игнорирую его замечание, не в силах оторвать взгляд от метательного ножа, глубоко вонзившегося в плоть его правой лопатки. — У тебя все это время был нож в спине, и ты просто позволил мне говорить? — шиплю я.

Его кривую ухмылку сопровождает ямочка. — О, но звук твоего голоса так приятно отвлекал от боли.

Я снова игнорирую его, а затем встаю на ноги, чтобы осмотреть нож, глубоко вонзившийся в его спину. Вздохнув, я пробормотала: — Ну да, теперь ты получишь возможность услышать, как я говорю тебе, что ты полный идиот.

— Это все равно одна из самых приятных вещей, которые ты мне сказала, так что я соглашусь, — спокойно отвечает он, казалось, не обращая внимания на кусок металла, вонзающийся в его тело.

Я даже не могу представить, через какую боль он прошел, чтобы эта рана казалась такой терпимой.

— Хорошо, — медленно произношу я, — скажи мне, что делать.

Он натянуто смеется. — Ты так говоришь, как будто хоть раз меня послушаешь.

— Кай, я собираюсь добавить еще один нож к твоей спине, если ты не...

— Мне просто нужно, чтобы ты вытащила его.

Я моргаю. Он говорит это так непринужденно, что я почти думаю, что он шутит. — Тогда нам нужно иметь здесь Целителя, готового все исправить, как только нож будет вытащен.

Он выдыхает напряженный смех, мышцы под его разорванной рубашкой напрягаются. — Мне обидно, что ты так сомневаешься в моих способностях. Недалеко от меня есть Целитель. Я чувствую его силу. Я исцелю себя сам.

— Верно. Хорошо. — Я делаю глубокий вдох и хватаюсь за рукоятку ножа. — Сейчас будет больно.

— Знаешь, жаль, что мы так и не смогли закончить наш танец, — говорит он. — Это был первый раз, когда я мог сосредоточиться на тебе, а не уворачиваться от твоих топающих ног...

Я выдергиваю нож одним движением. Он хрипит и опрокидывается на камень. Я слегка улыбаюсь, отомстив ему за то, что он сказал о моих танцах, какой бы правдой это ни было.

Я обхожу обломки и приседаю перед ним, приближая свое лицо к его лицу, наблюдая, как боль заполняет его красивые черты. Я вскидываю нож, который все еще блестит от его крови. — Скажи мне, это причиняло такую же боль, как мои топающие ноги?

Его смех хриплый, страдальческий. Я встаю на ноги и наблюдаю, как он кладет руку себе на плечо, прижимая ее к ране, из которой теперь неустанно хлещет кровь. Я смотрю, как разорванная кожа сшивается обратно. Смотрю, как на моих глазах плоть и мышцы восстанавливаются, не оставляя ничего, кроме зазубренного шрама, который присоединяется к другим на его спине.