Бесследно исчезнувшая

Кухня оказалась гигантской, с полом из черного и белого мрамора и встроенной мебелью, никаких шкафов, исключительно полки. На потолке горели разноцветные светодиодные лампы. Посередине стояла барная стойка из черного гранита со встроенным освещением. Анника раньше видела подобное только в журналах по домашним интерьерам.

– Ты, похоже, лучше других знаешь семейство Лерберг, – сказала Анника и села на высокий барный стул. На гранитной поверхности перед ней лежали несколько хлебных крошек.

– Это будет в газете? – спросила Ловиса обеспокоенно.

– Вероятно, – ответила Анника. – Ты против?

Ловиса посадила маленькую девочку на барный стул.

– Мне надо поставить фильм Марку, – сказала она и ушла.

Анника осталась один на один с малышкой, которая сидела рядом с ней и не спускала с нее настороженного взгляда, явно готовая закричать и расплакаться в любой момент, если ей что-то не понравится. От потолочного светильника на черной поверхности между ними образовалось ярко-синее пятно. Анника попыталась сфокусироваться на нем, но ее глаза постоянно встречались с глазами ребенка, и она видела в них немую злость Серены, во всяком случае, такое у нее создалось впечатление.

– Тебя как зовут? – спросила Анника, не придумав ничего лучшего.

Слезы потекли по лицу девочки, она попыталась слезть со стула. Анника в отчаянии огляделась в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы отвлечь ребенка, но прежде чем преуспела в этом, на кухню вбежала Ловиса и заключила дочь в объятия.

Анника убрала волосы с лица, незаметно смахнула хлебные крошки на пол, достала блокнот и ручку и поместила их на стол перед собой.

– Какой у вас красивый дом, – заметила она.

– Спасибо, – улыбнулась Ловиса.

– Вы давно живете здесь?

– Мы купили его, когда я ждала Марка.

Анника улыбнулась и попыталась расслабить плечи. Итак, Ловиса и ее супруг были очень богаты. Ее одолело любопытство. Она чуточку наклонила голову, написала в блокноте время и дату и сконцентрировалась на них, словно это имело какое-то значение.

– А где работает твой муж? – поинтересовалась она непринужденно.

– В МВФ, – ответила Ловиса.

Анника удивленно моргнула.

– В Международном валютном фонде, – объяснила Ловиса. – Их офис находится в Женеве, хотя деньги мы получаем не оттуда. Мой отец владеет несколькими бутиками «Иса».

Анника снова опустила взгляд в свой блокнот. Ловиса поняла суть ее вопроса, она почувствовала, как ее щеки покраснели.

– Мой муж родился в Швеции, – продолжила Ловиса, и ее голос стал теперь ровнее и суше, чем раньше. – Его родители из Найроби, оба врачи, отец Самуэля заведует отделением интенсивной терапии в Сёдерской больнице, именно он занимается Ингемаром.

Анника приложила максимум усилий, чтобы сохранить нейтральное выражение лица. Ловиса дала дочери чашку-непроливайку с красным содержимым.

– И как у него дела? – спросила Анника.

Ловиса одарила ее невеселым взглядом.

– У отца Самуэля? Хорошо, спасибо. Мы прочитали в «Квельспрессен», что он врач Ингемара. Нам он никогда ничего о своих пациентах не говорит.

Анника попыталась улыбнуться, но без успеха. Она решила оставить в покое семейство Ловисы.

– Значит, ты знала Нору еще с детства? Вы ходили в один класс?

Ловиса измельчила банан, которым пыталась покормить дочь, но дальше дело не пошло.

– Она училась в одном классе с Марикой, моей сестрой, на два года младше меня. Нора была немного… как бы это сказать… грустной в раннем детстве. Отчасти по причине заикания, но также из-за матери. Та постоянно болела, а потом умерла.

– Вот как, – сказала Анника.

– Рак груди, – продолжила Ловиса и попыталась засунуть измельченный банан в рот девочке. – У нее не было волос, как я помню… Она умерла, когда Нора и Марика ходили в четвертый класс. Сколько же это лет? Десять?

– А у Норы были родные братья или сестры? И она жила только с отцом?

– Он руководил фарфоровым заводом. И тоже умер несколько лет назад.

Анника посмотрела на пометки в своем блокноте.

– Твоя сестра все еще общается с Норой?

Девочка выплюнула банан, Ловиса вздохнула и сдалась.

– Нет, моя сестра живет в Лондоне.

Она вытерла рот ребенку, девочка громко протестовала.

– То есть ты не сказала бы, что они дружили? – спросила Анника.

Ловиса покачала головой:

– Нора ни с кем особо не близка.

А потом бросила взгляд на свои часы «Ролекс».

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Анника.

Ловиса поднялась, почти не пытаясь скрыть внезапно нахлынувшее на нее раздражение.

– Нора не хочет иметь друзей, предпочитает поклонников. Она занимается детьми, и варит варенье, и делает соки, и вяжет, и все на свете, идеальная супруга политика. Для нее то, что Ингемар сидел в риксдаге, было примерно тем же самым, как если бы он являлся президентом США, она беспрерывно твердит, как ужасно несправедливо, что ему пришлось уйти. Даже собаку завела, поскольку так полагается. Единственное, что ей никогда не удавалось, так это похудеть.

Анника подумала о многочисленных банкротствах Ингемара Лерберга.

– Ты не знаешь, у семейства Лерберг есть проблемы с деньгами?

Ловиса рассмеялась.