– Это моя коллега, – объяснил Вальтер и кивнул в ее сторону. – Мы хотим поговорить о женщине, купившей твой автомобиль.
Мужчина снял кепку, пригладил волосы и сел напротив них.
– Там не было ничего странного. Я дал объявление в газету, хотел продать «Вольво-245». Она позвонила. Кстати, оказалась единственной. Машина была старая, прошла триста тысяч километров, я же много езжу по работе, вожу овощи… – Он кивнул самому себе. – Она представилась как Харриет Юханссон. Показала водительские права, там стояло Харриет Юханссон и еще несколько других имен, но все сходилось. Это была она.
Вальтер ничего не записывал, и Анника задумалась на мгновение, стоит ли ей достать блокнот и ручку, но решила не делать этого.
– Все газеты писали о Виоле Сёдерланд, когда она исчезла, – сказал Вальтер. – И ты не узнал ее. Это именно она купила твой автомобиль?
Мужчина покачал головой:
– Я не читаю прессу, только «Метро» иногда. И не подумал об этом.
– Значит, она купила машину сразу?
– Прокатилась на пробу и сказала, что берет ее. Все прошло быстро. Она заплатила наличными, пять тысяч. Я остался очень доволен, машина ведь была хорошая, правда, прошла много, сильно проржавела…
– Когда это произошло?
– Летом, в июне, я хотел продать ее летом, поскольку зимняя резина уже никуда не годилась.
«Выходит, Виола Сёдерланд купила автомобиль за три месяца до того, как исчезла», – подумала Анника.
– Я подписался под бумагой об изменении владельца, и она подписала ее и обещала прислать по почте, когда оформит до конца. Я больше не думал об этом. Купил новую машину, «форд», но она оказалась не такой хорошей, как «вольво», поэтому сейчас езжу исключительно на «вольво».
– Когда ты услышал о своей машине в следующий раз? – спросил Вальтер. – Когда Андерс Шюман позвонил тебе?
Мужчина выглядел удивленным.
– Нет, нет, – сказал он. – Когда мне позвонила полиция.
– Полиция?
– Финская полиция. «Вольво» стояла около Куусамо, у русской границы, с ключами в замке зажигания.
У Анники возникло страстное желание записать это, поскольку речь шла о новых данных. Абдулла Мустафа кивнул самому себе снова.
– Она простояла там две недели. Тогда я вспомнил, что женщина так и не прислала мне по почте бумаги об изменении владельца. Машина еще числилась моей.
– Что случилось с автомобилем потом?
– Я получил его назад.
И Вальтер, и Анника уставились на мужчину.
– Он еще у тебя? – спросил Вальтер.
Мужчина заерзал на месте.
– Нет, нет, – сказал он. – Я продал его сразу же. Получил только три тысячи во второй раз, но это все равно было хорошо. При отсутствии зимней резины.
– В каком состоянии автомобиль находился? Был помят, ободран?
– Нет, нет, точно в таком, как когда я его продал. Чистый, но ржавый.
Почему он не рассказал об этом раньше? Или рассказал?
Анника сомневалась, стоило ли ей влезать в разговор? Спросить, видел ли он документальный фильм о Виоле? Или она все испортит?
– Когда ты получил свою машину назад, – спросил Вальтер, – она была пустой?
– Пустой?
– Ты не обнаружил в ней ничего такого, чего не было там, когда ты продал ее?
Мужчина наклонился вперед. Хит-парад над их головами пошел по новому кругу.
– Ну да, она была пустой. Почти совершенно пустой. Там находилась только одна вещь. Сумка.
Вальтер и Анника сидели молча и ждали продолжения.
– В багажнике, – уточнил Абдулла Мустафа. – В нем имелось отделение в задней части, для ключей и домкрата… Она лежала там. Под ними.
– Сумка? – спросил Вальтер.
– Маленькая такая… прямоугольная, портфель. Из кожи. Тонкий.
Анника почувствовала, как у нее волосы поднялись на затылке. Андерс Шюман не слышал ничего об этом, она готова была отдать руку на отсечение.
– Ты заглядывал внутрь?
Мужчина колебался.
– Там не оказалось ничего ценного. Старые вещи. Я положил их назад.
– Как ты поступил с сумкой?
Мужчина сделал глубокий вдох, потом медленно вы дохнул:
– Я подумал, что Харриет Юханссон, возможно, забыла ее, поэтому сохранил. Но она так никогда и не позвонила…
– Где сумка сейчас?
Он задумался на мгновение.
– В гараже, по-моему.
– И она сохранилась?
– Вроде бы я ее не выбросил.
– Не могли бы мы взглянуть на сумку?
– Мне надо в Бутширку с грузом, но мы успеем.
Мама научила меня вязать. Набирать петли на спицы, протягивать шерсть сквозь каждую из них и так, пока ряд не закончится, тогда я переворачивала работу и начинала снова, и снова, и снова. Чулочная вязка, косички, кружево, это было просто чудо какое-то. Длинная нить из клубка могла изменить форму и свойства и стать чем-то совершенно иным, и самое замечательное заключалось в том, что именно я делала это, целиком и полностью совершала превращение, я сама творила волшебство.
– Получается, я чуть ли не Бог, – говорила я.
Мама смеялась надо мной, это было в ту пору, когда она еще могла смеяться, но потом она прекратила смеяться, а я перестала быть Богом.
– Под домкратом?
Шюман недоверчиво посмотрел на кожаный портфель, который Анника положила на его письменный стол: светло-коричневый и пыльный, немного отдающий машинным маслом.
– Вальтер убедил Абдуллу Мустафу расстаться с ним, – сказала она.