Бесследно пропавшие… Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести

«Однажды, когда несколько человек рыбачили в этой местности, они услышали на вершине скалы странные звуки. Потом вдруг появился мужчина крепкого телосложения в черной одежде и шляпе. С громким шумом он прыгнул в море. Через некоторое время рыбаки увидели, как этот мужчина снова лез на скалу. Потом появился другой мужчина и они оба спрыгнули в море. Рыбаки вернулись домой и съели пойманную ими рыбу, приготовленную с карри. Ночью у всех троих случилось расстройство желудка, их экскременты были черными. – Другие рыбаки видели группу неизвестных людей, которые в темноте шли на парусах к берегу и исчезали в последний момент»

(цит. по: Perera, 1999, с. 95).

Несколько лет назад на этом месте были расстреляны спрятавшиеся там четверо молодых людей, трупы их были брошены в море. Перера видит в такого рода историях способ вспомнить о пропавших без вести и одновременно с этим – выразить вину выживших.

«Более того, я бы сказала, что это выражение их личной вины. Оставшись сами в живых, они не смогли предотвратить гибель многих членов их общины… Насколько нам известно, в контексте террора на юге картина тел, плавающих в речных и морских водах, стала одной из самых стойких в головах людей. Поэтому рыбаки, по их представлениям, съели порченую рыбу – рыбу, которая кормилась человеческими останками, возможно, даже останками членов их собственной общины»

(Perera, 1999, с. 96).

5.5. Дети пропавших без вести солдат (Сараево)

После войн на Балканах 1990-х годов около 40 000 человек считались исчезнувшими или пропавшими без вести (Schmidt-H"auer, 2002).

Психолог Сибела Звиздич задокументировала воздействие на детей потери отца, убитого или пропавшего без вести. Участвовавшие в исследовании 816 детей 10–15 лет из 14 школ Сараева были разделены на четыре группы. Во время войны им было от 6 до 12 лет. Матери их были живы.

Первая группа включала 201 ребенка, чьи отцы пропали без вести во время войны. Никаких сведений об их местонахождении семьи не имели. Большинство из них пережили войну в лагерях для беженцев в Боснии. Вторая группа состояла из 204 детей, временно разлученных во время войны со своими отцами. Вместе с матерями дети бежали из страны, в то время как отцы оставались Боснии. Отцы 208 детей, составлявших третью группу и находившихся вместе с матерями в течение всей войны в Боснии, были убиты во время войны. Семьи довольно быстро были оповещены о смерти отцов. Последняя группа из 203 детей была выбрана в качестве контрольной – потери не коснулись этих детей, во время войны они с обоими родителями продолжали жить в Боснии.

Звиздич обследовала детей при помощи разработанных ей самой «Опросника по связанным с войной травматическим событиям» (34 закрытых и один открытый вопрос), «Опросника по послевоенным травматическим переживаниям» (10 закрытых вопросов), а также шкалы депрессии для детей (Birleson depression scale for children). Исследователь пришла к выводу, что дети, чьи отцы были убиты, были травмированы меньше, чем дети, чьи отцы пропали без вести:

«Средняя величина послевоенного стрессового/травматического переживания у тех участников, отцы которых пропали без вести, намного выше, чем та же величина у тех, чьи отцы были убиты во время войны»

(Zvizdic, Butollo, 2000, с. 208).

Аналогично, и депрессивные реакции у детей, чьи отцы пропали без вести, были сильнее, чем у детей, чьи отцы были убиты. И в обеих этих группах показатели по шкале депрессии были значительно выше, чем у детей из других групп (временная разлука, контрольная группа).

Итоги исследования показывают удивительно четкий результат: