Бесследно пропавшие… Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести

Аргентинские матери и бабушки придумали для себя общий символ: на своих демонстрациях по четвергам они носят белые шарфы, часто сшитые ими из старых пеленок или другого детского белья, с вышитыми на них именами пропавших детей. Эти шарфы считаются особым опознавательным знаком и одновременно являются в каком-то смысле частичкой пропавших.

Интересно, что подвергшиеся насильственному исчезновению женщины в Иране тоже создали похожий символ. М. Барадаран пишет о своем заключении по политическому обвинению с 1981 по 1990 г. Особенно плохо было в 1988–1989 гг., когда она и другие узницы вынуждены были постоянно жить в страхе, что их уведут на казнь:

«Каждая из нас написала или вышила свое имя крупными буквами на карманах… Нам было невероятно важно, чтобы вещи отдали нашим семьям. Эта одежда, старая и поношенная, была всем нашим имуществом, которое могло напоминать о нашем заточении, о нашей жизни»

(Baradaran, 1998, с. 289).

Так, вышитые имена как для родственников, так и для исчезнувших стали символами жизни последних.

Уникальность вышивки в каждой местности лежит в основе проекта, посвященного памяти пропавших без вести в Перу. Единственная в своем роде вышивка на одежде делает уникальной и остатки материи, которые находят при эксгумации. Одна женщина рассказала, что при эксгумации узнала связанный и вышитый ею пуловер и по нему опознала своего мужа.

Именно рукоделие положено также в основу проекта родственников пропавших без вести в Перу под названием «Шарф надежды». Созданный в течение долгих часов работы иголкой шарф представляет собой полотно длиной более километра и состоит из множества маленьких фрагментов, которые делают зримыми имена пропавших без вести и даты их исчезновения.

«Шарф надежды – это некий эстетический язык, оказывающий сильное визуальное воздействие и привлекающий внимание, не неся при этом никакой угрозы. Как в лоскутном одеяле фрагменты ткани с написанными на них именами и фотографиями пропавших сшиты вместе, чтобы рассказать истории этих людей. Разноцветными стежками родственники придают форму их призрачному существованию, как, например, женщина, которая выбрала пряжу молочного цвета… потому что любимым десертом ее сына был молочный рисовый пудинг. Или женщина, чей фрагмент шарфа связан узором „незабудка“, потому что она „слышит“, как ее ребенок кричит, чтобы о нем помнили»

(Castaneda, 2013).

Аргентинские матери хотели «воплотить» своих пропавших детей в вышивках, перуанские – использовали иголку и нитку, чтобы напомнить об уникальности своих исчезнувших близких, а иранские узницы хотели, чтобы об их судьбе стало известно за тюремными стенами – не только их семьям, но и в политических кругах. Так, в трех разных регионах мира женщины оказали сопротивление как собственному исчезновению, так и исчезновению своих близких.

Собственные и навязанные формы памяти

С. Робинс описывает, насколько формы поминовения могут быть далеки от потребностей родственников. В Непале убитым и пропавшим без вести в конфликте между маоистами и тогдашним правительством были воздвигнуты так называемые «врата мучеников» с выгравированными на них именами погибших. Это, однако, совсем не соответствовало желанию близких:

«На вопрос, есть ли там имена их пропавших родных, семьи отвечали, что не знают, потому что они неграмотные. Это показывает, что попытки увековечить память жертв полностью оторваны от семей тех, кому хотели оказать почести, демонстрируя формальное отношение к этой благородной деятельности»

(Robins, 2012, с. 11).