Бесследно пропавшие… Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести

У тех, кто исчез, нет возможности апеллировать к правовой системе и человеческим ценностям. Для общества они больше не существуют, их больше нет – ни живых, ни мертвых. Те, кто виновны в исчезновении, отрицают свою вину и почти во всех случаях обладают достаточной властью, чтобы не опасаться контроля и проверок. Другой обычный сценарий состоит в том, что политическая ситуация настолько запутана, что никакая реконструкция событий по прошествии времени не представляется возможной. Насильственное исчезновение – это акт, не подчиняющийся никаким законам и потому отвечающий целям укрепления власти:

«Для тех, кто осуществляет исчезновения, или тех, кто выступает при этом молчаливыми сообщниками, эти методы чрезвычайно „эффективны“ и „удобны“: нет ни свидетельств, ни доказательств, а это гарантирует защиту от международного осуждения и от внутреннего протеста»

(Independent Commission, 1986, с. 14).

«Насильственное исчезновение – часто тщательно спланированное, хорошо подготовленное нападение, в котором участвует целая группа полицейских или солдат. Власти, которые применяют эту форму так называемых „мер безопасности“, нарушают свои собственные нормы и законы. Хотя это такое преступление, когда крайне сложно либо вообще невозможно установить виновных. Нет состава преступления, чтобы подать в суд, нет свидетелей, которые могли бы поддержать обвинение»

(Amnesty International, 1993).

Люди «просто пропали». Нет суда и поэтому нет обвинителей. Родственники остаются в полном неведении о происходящем, но во всех странах, в которых происходят насильственные исчезновения, они ожидают самого худшего.

«Насильственное исчезновение нарушает ряд основных прав человека, в том числе: право на свободу и личную неприкосновенность, право на признание правосубъективности, право на юридическую защиту, а также право не подвергаться пыткам. Кроме того, насильственное исчезновение представляет собой серьезную угрозу для права на жизнь»

(FEDEFAM, 2004).

В своих надеждах и страхах родственники разрываются между желанием того, чтобы отец, брат или сын умер легкой смертью, и того, чтобы он был жив, хотя это почти наверняка означает тюрьму и пытки.

Латиноамериканская федерация ассоциаций родственников пропавших без вести FEDEFAM исходит из того, что с 60-х годов прошлого века в Латинской Америке пропало порядка 90 000 человек. Только в Аргентине во время диктатуры исчезло около 30 000, из которых всего 1500 человек возвратились домой, т. е. 19 из 20 (или 95 % – около 28 500 человек) исчезли навсегда (Кордон и др., 1998; Тэйлор, 1997). Большинство выживших на протяжении многих лет находились в заключении в тайных тюрьмах и лагерях.

Даже в XXI в. (2010) Amnesty International публикует данные о насильственных исчезновениях в 84 странах по всему миру: за последние десятилетия задокументировано более 2 млн случаев.

Насильственные исчезновения терроризируют целые народы – неизвестность и невозможность выступить против нарушения прав человека сказываются на всем обществе. Угроза адресована каждому: «Берегитесь! Кто не подчинится, может стать следующей жертвой – никакой закон не защитит вас от исчезновения. И если вас схватили, то вы лишаетесь всякой защиты и вас никогда не найдут, какие бы расследования ни предпринимались». Где бы это ни случилось, жертва, находясь в лапах своих тюремщиков, абсолютно бессильна и беспомощна.

Родственники, ищущие своих пропавших без вести близких, часто получают информацию, что их близких не видели, не арестовывали и что те вообще не вступали в какой-либо контакт с военными. Расплывчатость или полная неизвестность – все, что остается от пропавших без вести. Иногда дезинформация сопровождается еще и унижением родственников. В Гватемале, например, женщинам, спрашивавшим о своих пропавших мужьях, с издевкой отвечали, что те сбежали с «женщинами посимпатичней» (Towell, 1994).