Бессмертие

«Раньше мне казалось, что творчество Ивана Николаевича Меньшикова, большею частью связанное с Крайним Севером, с жизнью малого по численности ненецкого народа, со временем останется в культурном фонде именно этого региона, — вспоминает известный московский литературовед и критик Александр Михайлов, живший в тридцатых годах в Нарьян-Маре. — Теперь же, по прошествии нескольких десятилетий, очевидно, что произведения этого талантливого и, к великому сожалению, так рано ушедшего из жизни писателя имеют куда более значительный идейно-художественный вес, что они являют собою заметные страницы в контексте всей советской литературы тридцатых годов и не утратили интереса по сей день…

Сейчас его произведения дороги нам тем, что они сохранили в себе атмосферу времени, тот дух высокой романтики, который вел молодых людей типа Тони Ковылевой, одной из героинь Меньшикова, и самого писателя на самые трудные участки социалистического строительства. Как живые, предстают перед нами персонажи его повестей и рассказов — ненцы, молодые и старые, повернувшиеся лицом к Советской власти и еще находящиеся в плену вековых привычек.

Я по опыту знаю, сколь трудно заставить ненца рассказать сказку на русском языке. Меньшиков за короткое время узнал множество ненецких сказок, легенд, преданий, они питали его творческую фантазию, их органическое использование сообщало рассказам и повестям Меньшикова неповторимый национальный колорит и вдохнуло в них поэзию белых ночей и северного сияния.

Если говорить о наиболее характерной черте писателя и человека Ивана Меньшикова, то ее можно выразить кратко: активное отношение к жизни. По складу своего характера он не был и не мог быть наблюдателем. Меньшиков не смог бы с таким проникновением, искренностью и знанием дела рассказать о ненцах, если бы сам не был участником описываемых событий.

В годы войны Иван Меньшиков работал в «Комсомольской правде». Помню, как маленькая, в скромном переплете книжечка «Смертная переправа» попала к нам на фронт в годы войны, кажется, в начале 1944 года. Тогда я ничего не знал о судьбе Ивана Меньшикова, и знакомая фамилия на обложке книги, которой зачитывались в солдатской землянке, естественно, привлекла мое внимание. Мне, свидетелю первых успехов Ивана Меньшикова в литературе, нелегко было примириться со смертью писателя. Но в те годы мы привыкли к утратам, как бы горьки и тяжелы они ни были. И я с жадностью читал уже изрядно потрепанную книжечку, узнавая в ее авторе образ человека, хорошо известного по его книгам, по личным встречам.

Я рад был этой книжечке как встрече с добрым старым другом, рад был тому, что и после своей смерти Меньшиков оставался на линии огня, поднимая боевой дух тех, кто продолжал трудную работу войны».